Но она замотала головой, пытаясь сказать, сжимая со всей силы эту игрушку свою.

— Что, малыш? — погладил по лицу, не хотел трогать её, потому что меня от прикосновений к ней херачило нещадно, боялся не сдержаться, смести её в преисподнюю, откуда сам определённо в этот мир явился.

— Это… это… она… это, — никак не могла справиться с волнением и слезами Маккензи, — папа подарил, у меня… у меня ничего не осталось от папы… только Рокки и камера… теперь только это, — она показала кита.

И это невозможно сложно ей оказалось проговорить. Меня скрутило, хотел обнять, но держался, да только, она сама подалась вперёд и обняла меня.

— Спасибо, Сеймур, — прошептала, а я обнял в ответ и понял, что очень зря всё это сейчас случилось… очень зря…

Маккензи тёплая, хрупкая, невообразимо нежная девчонка, ну что мне с этим делать? Аромат её, только мой, только во мне всё переворачивает, точно теперь знаю. Потому что обнимаю и зверь внутри меня сходит с ума, почти на грани оборота, держусь из последних своих сил, которых нет… чтоб меня, дьявольщина — нет у меня сил.

— Тише, — погладил по волосам, пытаясь оторвать её от себя, пытаясь восстановить ход мыслей, вернуться в точку сохранения, но кажется нет её, я и точку невозврата пролетел уже.

Заглянул в эти её невероятные глаза, взгляд наивный, рвущий меня на части. Глаза, полные слёз и такого света, мне и не снилось, да мне и не положено. Я монстр, а она нет — светлячок… и то, что я вот рядом, что не могу себя сдерживать, что мысли появляются — это не правильно. Не надо так с ней. Не надо вообще.

Но сам не понял, как губами коснулся её глаз, вытирая пальцами слёзы с щёк:

— Не плачь, рыбка, — попросил так мягко, как умел. Когда-то же умел…

И поцеловал. Прижался к мягким, влажным и солёным от слёз губам.

Сорвался нахрен… хана тебе, Сеймур… и ей теперь не вылезти.

И руки эти её, тоненькие пальчики на моей коже, выжигали, будто оставляли следы ожогов, что проникали внутрь, кипятили кровь без пощады.

Мне не вернуться, а если она поддастся. Если не скажет “нет”… ну же, малышка, давай — я же страшный, грубый, злой медведь, ты же умираешь от страха, когда я рядом.

Но чувствовал, ждал и понимал, что она никак не отстраняется, целовал, слегка прикасаясь, надеялся, давал возможность опомниться и свалить от меня. Я приду в себя, смогу унять, а вот так — нет, не получится.

И не получится, потому что…

— Сладкая, до одурения, — прошептал, переходя на хрип, встретился с её взглядом затуманенный, влажным из-за слёз.

И двинул вперёд, подмял под себя, целуя сильнее, жёстче, забирая дыхание, стон, сжигающий мои предохранители, спуская с цепей всё, что охраняло её от меня, что стремилось к ней, такой вкусной, такой нереальной. Вот почему думал, что приворот, потому что голову повело дурманом, а она тянется за мной. Зверь чует её желание, влагу между ног. Блядь. Конец.

— Останови меня, рыбка, — почти простонал я.

Надеясь на неё, не в состоянии сам остановиться. Да только, где там моя рыбка? Уплыла… Получил стон ещё, и ещё, когда рукой провел по ноге, забираясь под платье.

— Маккензи, — попробовал снова отрезвить её и себя.

Она распахнула на меня глаза.

— Бля, сожру тебя, рыбка! — прорычал, утопая в этом пьяном тумане её глаз, полных желания. Не отрезвил её ни разу, потому что она схватилась за меня сильнее и сама прижалась к губам.

Сожру.

10. Глава 10. Сеймур

Рыбка нежная. Славная девочка. Маленькая. По сравнению со мной… ей сносило голову, как и мне, она вообще не понимала, что происходит, но я вёл рукой по коже мягкой, тёплой, а она прижималась сильнее, искала этого прикосновения и меня выдалбливало внутри до основания — хочу, но нельзя, нельзя же…