— Кошмар! Конечно, Сеймур, конечно, у меня есть для вас комната. Такая беда, такая беда. Пойдёмте. И надо позвонить?

— Да, вызвать мастеров, — согласился я, когда она повела меня и девицу вглубь дома. На лужи, что оставались после нас, внимания решила не обращать. А то обычно шуточку какую отвесила бы.

— Вот, — запустила в одну из пустующих комнат, закрыла дверь. — Чем могу помочь, дорогой?

— Для начала надо её согреть, — кивнул я на девчонку, стаскивая с неё дождевик.

— Тебе тоже не мешало бы, — заметила Джини. — Я зайду позднее, чтобы забрать ваши вещи, постираю в прачечной. Нельзя же в мокром и грязном быть, — потом подошла ко мне вплотную, положила руку на предплечье. — И она человек!

— Да, — согласился я. Ведьма повела бровью. И это одна из причин, по которой я не хотел бы сюда заезжать. Но как случилось, так и случилось.

Джини кивнула и вышла, оставив меня с полудохлой кажется девицей.

— Рыбка? — всмотрелся в болезненно блестящие глаза. Плохо. — Иди сюда.

Затащил её в ванную комнату, продолжая раздевать.

— Закрепим действие? — ухмыльнулся я, включая тёплую воду в ванне. Девица вообще не сопротивлялась, прям кукла. Посадил в ванну и увидел, как она дёрнулась. Да что не так с водой? Но тем не менее хоть не попыталась свалить и истерика кажется закончилась.

Стащил с себя мокрое.

— Двигай давай, придётся вместе греться, — залез к ней.

Так хотелось понять.

Мелкая, костлявая, такая девчонка, аккуратная. Волосы эти её, веснушки на лице и на плечах. На груди. На деле симпатичная девочка. Нежная. И хрупкая.

Вот ты снова погнал, Сеймур!

Но запах этот, пьянящий аромат никуда не девался. И продолжал сбивать с толку. Странно. Особенно запах её крови. Просто невероятно меня саданул там у дома. Что за неведома хрень? Не понимал, но и… надо спросить у Джини. Да. Она же не может не знать.

Девушка согрелась, перестала трястись и её потянуло в сон.

Вообще она неплохо держалась, надо отдать ей должное. Даже если её втянули в это, даже если она “подсадная утка”, то наверняка соглашаясь на то, чтобы отвлечь мужика на дороге, не думала, что попадёт вот в такой лютый, жестокий и кровавый замес. А если она всё же не при чём — то она невезучая просто безгранично, но и везучая… всё ещё жива.

— Рыбка? — позвал её, она с трудом разомкнула глаза. — Согрелась?

— Да, — прошептала она.

— Надо поспать, но не в ванной. Выбираемся? — вода стала розовой. Это с меня кровь течёт.

— Угу.

Покорность — это тоже нехорошо. Покорность — это когда смирился с участью и даже вот когда она там в душевой у меня дома мылась под моим надзором, стесняясь, но она сражалась. А сейчас. Всё. Сдалась.

Я встал, вылез и вытащил девчонку, закутывая её в гостевой махровый халат, приподнял слегка под попу и отнёс в комнату, прихватывая полотенце.

— Рыбка? Эй, — позвал, когда усадил на кровать, накрыл голову полотенцем. — Маккензи?

И вот это снова возымело эффект. Присел перед ней.

— Что не так с водой, Маккензи? — спросил строго, потому что мне надо знать. Понимать. Да, дьявол, мы там, где вода крутом!

Она мотнула головой.

— Не принимается. Что-не-так-с-водой?

— Я… я…

— Ты боишься воды?

— Папа умер, — прошептала она. — Утонул. В море. Снимал. И… он просто… механизмы заклинило и… его никто не стал спасать. Они не смогли его вытащить. А я… я просто… я прыгнула к нему, — и она сорвалась на рыдания, — но меня вытащили, а его нет… Его уже потом. Потом. Поздно. И его не стало.

— Тихо, малыш, — подался вперёд, обнимая её, и не понимая, что мне вообще до неё, но её слёзы сейчас так больно делали. Невыносимо стало жаль её. — Тихо, рыбка, тихо. Всё хорошо, всё хорошо, малыш. Давай. Ложись!