— Потому что там мама познакомилась с папой, — ответила я.
— Романтично. Судьба туриста? — его забавляло, а мне стало почему-то обидно.
— Мой папа был фотографом, — проговорила я. — Там он…
— Фотографировал? — съязвил он. Я вдруг вспомнила его имя — Сеймур. — И ты тоже фоткаешь?
— Да, я… — нахмурилась, поднимая на его глаза, встречаясь с полным цинизма и какой-то… даже не знаю, заинтересованности, взглядом. Мне почему-то представилось, что я мышка, которую поймала кошка и была уверена, что мышка точно мертва, а она внезапно ожила и кошка не удивилась, а заинтересовалась… вот такой взгляд.
Мне и правда показалось, когда он стал говорить со мной нормально и спокойно, что у меня есть какой-то шанс, но на что? Не быть изнасилованной, убитой? А сейчас — нет. Я забавная добыча, не больше.
— Не дурно ты меня своей камерой приложила, — произнёс этот Сеймур, потирая место, где на лице у него было рассечение. Отчего-то стало стыдно.
И, конечно, Мейси, извинись ещё перед ним за это!
— Камере конец, но флешка нормально, — добавил мужчина.
— Я просто, я работала, да, фотографом, — зачем-то пояснила я, — но мама заболела и пришлось уехать из Эдинбурга и жить с ней в Кемнее.
Он снова скривил лицо, вот как делал уже — одна бровь наверху, другая внизу у прищуренного глаза.
— Вот жопа, что там делать?
— Там красиво, — заметила я.
И мужчина усмехнулся:
— Сделала тясяч много фоток одного и того же пейзажа? Поля, замки, что там?
— Замок Фрейзер и… — но он не дал мне договорить.
— Тихо! Замри, — приказал мне мужчина и внутри меня скрутило предчувствием, как было там на дороге. Один в один.
И я стала молиться, как ни странно, чтобы этот ужасный, грубый и огромный Сеймур ни в коем случае не пострадал.
5. Глава 5. Сеймур
Когда я был пацаном, то сложно было совладать со мной. Я был жестоким, яростным и неумолимым. Мне было плевать на правила и я нарушал одно за другим. И я показывал свою мощь зверя, к ужасу Торена, к ужасу отца и других из моего клана, да и не только к их ужасу. Всех одарённых, что были в тусовке, а молодняк вот таких не-просто-людей всегда держался друг друга.
Но творя беспредел, я точно знал, что увидят зверя только те, кто умрёт, или… те, кто будет приносить нам пользу.
Беспощадная, неугомонная сила, что кипятила кровь и сводила с ума — я всегда держал зверя под контролем. В этом мне равных не было. И даже отцу пришлось признать, что в той дичи, которую я творю, есть смысл и польза. За исключением разнесённых пабов… но как можно удержать зверинец? Возглавь бунт или отпусти его, ни о чём не жалея. И мы хорошо за это платили.
То же с футбольным дерби. Мне было в кайф просто разносить всё внутри чужого драйва. Какое мне дело? Я надевал цвета Селтик, потом надевал цвета Рейнджерс. Главное, что я мог найти место, где можно выпустить пар и разбить пару голов.
Все знали, что Сеймур МакАртур — больной на всю голову ублюдок, с которым нельзя связываться, если не готов быть верным, или мёртвым.
И нет. Я никогда не буду жалеть ни об одном моменте своей жизни. Не буду. Даже вот там, где у меня была рана, там, где душу разорвало на части, уничтожая меня, как кого-то, кто мог оказывается любить и дарить тепло… даже об этом я не буду жалеть. Было хорошо. Но не моё.
И потому… Не надо лезть ко мне. Не надо. Я понимаю, почти, что именно нужно этим засранцам. Раз там, у Дункана и Торена всё тихо, значит с меня решили начать. И тогда я точно знаю, что их придёт не один и не два, их будет много, сколько не жалко пустить в расход, попробуют взять числом. Но и к этому я готов. И было бы намного проще принимать бой, если бы не вот это рыжее недоразумение, которое боится темноты, грозы, тишины… что там ещё? Ещё и девственница… дерьмо!