При этой мысли Эмма стиснула кулачки с такой силой, что попавшая промеж пальцев трава была выдернута с корнем. Девушка уже хорошо знала, кто из приглашённых женихов будет претендовать на её руку, и среди этого длинного списка не было ни одного, у кого была бы хоть капля того обаяния, которым обладал Грант. Не было ни одного, кто мог вызвать в сердце Эммы хотя бы симпатию, не говоря уже о серьёзных чувствах.

Ну, спрашивается, что может быть общего между ней, утонченной и воздушной, и сорокалетним стариком, маркизом де Грааф, с которого отец буквально пылинки сдувает и только потому, что тот простил отцу крупный проигрыш в карты? С сильной болью в спине – такой, что маркиз днями не мог разогнуться и всё время посылал за лекарем и порцией свежих пиявок, – де Грааф к тому же был слеп на левый глаз. Различал только красный и белый цвета и считал, что цвет волос у Эммы пепельный вместо золотисто-рыжего.

Но если о де Граафе можно было волноваться не особо сильно (матушка вряд ли согласится на брак единственной дочери с больным маркизом), то мысли о лорде Стефансоне щекотали нервы уже куда больше. Лорду Стефансону было около тридцати, и шансов окольцевать юную девушку у него было достаточно. Лорд был высокого роста, пользовался благосклонностью короля и очень любил верховую езду. Поговаривали, он неделями не бывал в своём поместье, а когда возвращался, то был весь грязный и помятый. Хороша же будет доля! Сидеть одной в стенах замка и ждать вечно потного и неопрятного мужа, который и навоз с сапог не счищает, а сразу мчится в спальню... Эмму передёрнуло. Только не Стефансон! Уж лучше сорокалетний лысый маркиз.

Ещё был князь де Марки, которому от роду девятнадцать лет. Он хоть и молод, но, по мнению всего высшего общества, глуп и страдает инфантильностью. Неужели его придётся выбрать?

Ах, если бы среди приглашённых был Грант...

Эмма ещё сильнее сжала кулачки. Ведь так всё просто: переодеться в неприметные одежды, покрыть голову платком или капюшоном и, отворив засовы, бежать ночью к любимому, который тоже любит, мучается и ждёт. Что стоит Марте немного помочь своей госпоже? Что стоит чуток подсобить, дать одежду попроще да проследить, чтобы никто ничего не заподозрил? Так нет же! Она трусит! Трусит, как... как...

– Ты дождёшься, Марта, что меня и вовсе запрут на ключ в моей комнате. Буду сидеть на хлебе и воде и рано или поздно выброшусь из окна. И будет вам всем поделом, – злобно прошептала Эмма, поднимая полы платья и направляясь к парадной лестнице.

– Вот вы где! – Из-за розовых кустов вынырнула та самая Марта и, всплеснув руками, ринулась к молодой госпоже. – Я уже ноги все в кровь избила, пока вас искала. И в саду смотрела, и во всех спальнях, и в библиотеке, и в музыкальной гостиной, даже на чердак поднялась, а вас нигде нет.

– Скоро не будет надобности нигде искать, – недовольно рявкнула в ответ Эмма. – Буду сидеть в четырёх стенах, запертая на ключ. И будет тебе радость.

– Но госпожа… – опешила служанка.

– Я всё равно сбегу, – стиснув зубы, процедила Эмма.

– Госпожа!

– Сбегу! С твоей помощью или без, но сбегу!

– Уж лучше тогда с моей, – обречённо вздохнула Марта, понимая, что юная баронесса всё равно сделает так, как ей угодно. – Хоть прослежу, чтоб в вашей котомке было булочек штук пять горячих да сыра и ветчины вдоволь. Сами-то вы не догадаетесь положить. Да чтоб плащ был тёплый и до пят, сами-то вы в свой шёлковый закутаетесь... Так ведь?

Верная служанка жалостливо посмотрела на девушку, но та, однако, жалостью не прониклась. Напротив, глаза Эммы заблестели, словно юную баронессу одолела лихорадка, а губы задрожали, предвкушая сладкий поцелуй при встрече с любимым.