— Червинский, я же опять…
— Да я помню-помню, - тяжело дышу, подталкивая ее к двери, размыкая ноги своим коленом. Вот теперь пусть кусается сколько угодно – все равно не достанет.
— А ну убери клешни, Крабс… - уже слабее, явно в панике, бормочет Молька.
Просто чудо: ни тебе адской козочки, ни «Верочки» - только моя любимая испуганная малышка, с такими глазами и губами, что у меня каменеют даже яйца.
— Я же тебя сейчас поцелую, Молька, - по-доброму злорадствую я.
— А я тебе язык откушу, - паникует она.
Чувствую, что пытается сучить руками и ногами, но, как и говорил, я намного больше, сильнее и тверже. Поэтому даже не удивляюсь, когда, отчаявшись нанести мне вред своими слабыми кулаками, Молька сдается и просто опускает руки мне на плечи. Правильно, щупай и осознавай всю прелесть владения Мариком Червинским.
— А ты хочешь поцелуй с языком? – раззадориваю ее, но в действительно сам распаляюсь так что мама не горюй. – А как же конфетно-букетный период?
— Только попробуй, Червинский, - пищит Вера.
— Учти, адская козочка, откусив мне язык, ты лишишь себя возможности получить массу удовольствия от моего им владения… в определенных техниках.
Она краснеет: от хлынувшей к щекам крови у меня чуть не воспламеняются ладони, поэтому посылаю на хрен все игры и обещания и просто прижимаюсь к ее губам. Буквально покоряю этот любящий ругаться рот, размыкаю его требовательным поцелуем. Молька совершает пару нервных движений, но даже не осознает, что ее пальцы крепко цепляются в мои руки, и что прямо сейчас я немного отклоняюсь назад, чтобы проверить смелую догадку.
Молька, словно жадная девчонка, тянется следом, а, поняв мою хитрость… больно кусает меня за нижнюю губу!
— Ты гад, Червинский! – рычит и пыхтит, а потом ведет ладонями вверх, хватает за ворот пальто и требовательно тянет обратно. – Но целуешься классно…
В моей совершенно не монашеской жизни до фига всего случалось, и порой такого, что мне не хочется об этом вспоминать даже наедине с собой и молча. Но за многие-многие годы я вот так сходу и не вспомню случая, когда бы ведущей стороной в поцелуях был не я. То есть, конечно, инициатива была в моих руках, но сейчас…
Блин, она сказала, что я классно целуюсь, но на самом деле ее губы – это просто… чистый кайф. И язык, который Молька ловко проталкивает в мой рот, чтобы перехватить мой и утянуть его во что-то такое… скользкое, эротичное, тепло-влажное. Я как будто вообще впервые целуюсь с женщиной, потому что происходящее заставляет меня закипать изнутри, медленно тлеть от необходимости не заканчивать, а потащить это сокровище прямо в кровать. Сегодня. Сейчас.
— Червинский… - Молька медленно отодвигается, и теперь уже я тянусь за ней.
— Адская козочка, прости, но мне глубоко плевать, о чем тебе захотелось поговорить в эту минуту, потому что мой мозг сожжен твоими поцелуями. И, если ты не против...
Яркая вспышка света на секунду обжигает мне лицо, и я непроизвольно прикрываюсь ладонью. Подозрение зреет за секунду и за секунду же себя оправдывает, потому что Молька что-то клацает в телефоне, а потом, торжественно сияя, словно демонический подсолнух, показывает мне экран, на котором моя рожа в формате: «слепой щенок тянется к соске».
— Я, правда, так выгляжу, когда целуюсь? – Задаю вопрос просто так, не рассчитывая на ответ, но Молька, конечно же, не может удержаться от колючего комментария.
— На самом деле ты выглядишь еще хуже, - прикладывая ладонь к губам, «радует» она. – На фото дивным образом проявился твой интеллект. Вот здесь, - она тычет пальцем в тень от пальца на кончике моего носа.