Кровь бросилась в лицо Айку. Он не представлял, что отец скажет или сделает в подобном случае, и это как-то не вселяло уверенности. Но ведь Айк умеет ходить так тихо, что и веточка не шелохнется. И если в городе много людей, как рассказывал Джори, затеряться среди них будет легче легкого. Однако же...

Закончили работу когда совсем стемнело. Эдвард отправил зевавшего Эйвора спать, но Айк задержался. Медленно, осторожно поставил ступку на место и заширкал веником по полу.

— Иди, я уберусь, — сказал отец. Он покачивал перед глазами стеклянный кувшинчик с темной, маслянистой жидкостью. Десяток разнокалиберных свечей бросали на стол и стены причудливые тени.

Айк поставил веник в угол. Взглянул на отца — жилистые руки с узловатыми пальцами, движения скупые, отточенные многолетней практикой. Правое запястье охватывала татуировка наподобие плетеного браслета.

Интересно, откуда она у отца. Украшений он никогда не носил, так зачем татуировка? Еще одна тайна…

Айк глубоко вдохнул, зажмурился на миг, как перед прыжком в воду и произнес:

— Отец... а почему деревенские нас не любят?

Эдвард взглянул на него искоса и вернулся к своему занятию.

— Люди не любят тех, кто от них отличается. Хозяйство у нас справное, не нуждаемся. Многие завидуют нам.

— Да, но мы могли бы жить в деревне, — осмелел Айк, — ведь там…

— Там нет ничего хорошего, Айк, — резко перебил Эдвард. — К чему эти вопросы?

Айка словно окатило ледяной водой, но он все-таки пробормотал:

— Ты сказал однажды, что, когда я вырасту, ты расскажешь... зачем ты уходишь в город. Ну и вот... я подумал…

Слова его повисли в воздухе. Эдвард добавил в кувшинчик белого порошка и снова начал покачивать перед глазами, медленно и плавно.

— Ты слишком мал, — произнес он так, словно горло его сжимала невидимая рука.

— Но, отец…

— Я же сказал, еще не время! — вдруг выкрикнул Эдвард, резко развернувшись к сыну.

Айка отбросило назад этим криком. Перепуганный до смерти, он прижался спиной к двери.

Эдвард оперся обеими руками о стол и тяжело дышал. Выпрямился, взглянул на Айка. Глаза его блестели в мерцании свечей, будто под слоем воды.

— Ты все еще здесь?

Айк не помнил, как его вынесло вон. Очнулся в своей комнате, где, свесив ногу и руку с кровати, сладко спал Эйвор.

***

На следующий день отец вел себя, как обычно. Но Айк не мог забыть его исказившегося лица и блеска глаз в полумраке мастерской.

Эта безумная вспышка должна была нагнать на Айка страха и заставить навсегда отказаться от мыслей о городе. Но, как ни странно, она только усилила его любопытство.

Что-то там есть, раз отец это так ревностно оберегает! Уж если он потерял самообладание... последний раз это случилось в день смерти матери.

Айк кормил близняшек, таскал дрова и воду, стирал, готовил, а мысли его были далеко.

Если ему приходила в голову идея, он воплощал её в жизнь, не откладывая. Отец уже обмолвился, что уходит в город завтра утром. Более подходящего момента, чтобы последовать за ним, и не придумаешь.

И все-таки Айк продолжал колебаться до самого вечера и ночью, когда Эйвор и близняшки давно уснули. Один Эдвард бодрствовал — ходил по своей комнате взад-вперед, с размеренностью часового механизма. Айк, взбудораженный размышлениями, тоже не мог заснуть и все слушал, слушал мерные шаги.

Ночь была безлунная. За окном привычно шумел лес, поскрипывали деревья. На соседней кровати ровно дышал Эйвор. Айк вспомнил горящий темным огнем взгляд отца, и ему захотелось бросить эту вздорную затею и забыть о ней. Но тут перед мысленным взором появилось спокойное, светлое лицо Джори.