Но я больше не ребенок. И не прогнусь под Кирсановыми, что бы они ни намеревались вычудить, лишь бы заставить мои поджилки трястись.

Рома и Макар присоединяются к Феликсу. Последний излучает тотальную безучастность, и если бы я могла видеть ауры людей, то его энергетика окрасилась бы в сине-фиолетовый оттенок. Цвет дремлющих льдов Арктики, куда даже через сотни миллионов лет не доберется тепло.

Я скрещиваю руки на груди и медленно сканирую враждебным взглядом троицу плохишей в костюмах итальянского пошива.

― Я хочу, чтобы ты разделась, Даниэла, ― чеканит требование Рома. Его командирский тон проносится по полуовальной комнате, раздражая мои барабанные перепонки.

― Научись шутить, ― цежу я.

― Это не шутка, ― он тянется к столику и щедро плескает в стакан из бутылки янтарную жидкость. ― Раздевайся. Медленно, ― делает тягучий глоток. ― И смотри на нас, когда будешь снимать с себя шмотье.

У меня подвисает оперативка.

― Ты в своем уме? ― произношу бесцветно.

Макар быстро и вопросительно косится на старшего брата, получает в ответ короткий кивок, после чего вальяжно откидывается на спинку дивана и со звонким шлепком бьет себя по бедрам.

― Проблемы со слухом, детка? Покажи нам шоу!

В груди взрывается сверхновая, и меня окатывает первобытным гневом.

― Вы вообще страх потеряли?! ― начинаю всплескивать руками, окликаясь на бессовестную провокацию.

Двое из братьев смеются. Лишь Феликс не роняет ни звука, изображая абсолютную отстраненность. Не собирается ни заступаться, ни набрасываться, как гиена, подобно своим родным. Играет роль молчаливого наблюдателя? И этим самым отторгает сильнее. Он никогда не знал, к кому прибиться, чью позицию принять. Метался между мной и братьями... Нейтралитет? Я в это понятие не верю.

― Вы доигрались, мальчики, ― произношу и на последнем слове срываю голос на шепот. Шарю в сумочке и нащупываю пальцами гладкий металлический корпус гаджета. ― За подобный дешевый фарс мой отец вас закопает, ― разблокировав экран, листаю контакты.

― И что ты ему скажешь? ― насмешливо перебивает Макар. ― Мы не совершали преступлений, никогда ему не лгали. Только вежливо попросили тебя раздеться. Но, как ты выразилась, это невинная шутка! Верно, парни? Давай, звони ему. Пожалуйся на «мерзавцев», которые рискуют ради него своими задницами последние четыре года… ― откашливается в кулак и продолжает с большей издевкой. ― И мы с удовольствием поболтаем о твоих грешках, Дани. Думаешь, он будет верить тебе после того, как низко ты пала и пустила под откос свою жизнь? Наше слово против твоего, милая. Все изменилось. Ты так сильно разочаровала своего папулю, что он имени твоего слышать не желает. И доверяет нам.

Последняя фраза разбивает мне сердце. Кирсановы всегда были у папы на хорошем счету. Он ставил их в пример и часто поговаривал: «Вот бы вы были моими…».

Я стискиваю в руке телефон, стучу зубами от злости.

Мне нечем ответить. 

― Может, это тебя растормошит? ― Рома вынимает из нагрудного кармана пиджака пачку денег, замахивается и кидает в меня.

Купюры долетают до подиума, разлетаясь по сцене.

― Тебе нравится, Даниэла? ― сквозь мелькающие перед глазами разноцветные бумажки я смотрю на сардоническую улыбку Кирсанова-старшего. ― Хочешь еще? Хочешь больше денег? Ты их получишь. Но для начала разденься.

― У тебя точно крыша поехала, ― изрекаю я.

Медленно нагибаюсь и сгребаю в ладони купюры.

― Пошли. Вы. На хрен.

Не сводя жалящего взгляда с ухмыляющегося лица Ромы, рву бумажки в клочья.

― Браво, ― аплодирует блондин. ― Это могли быть самые легкие деньги, заработанные тобой честным трудом, а не путем выклянчивания из отцовского кошелька.