Миротворцы захватывают планету, и флаг им в руки. Альтруизмом была больна моя мать, а я же переняла отцовское своекорыстие и ничуть об этом не переживаю. Не вижу ничего плохого в отказе делиться ресурсами во благо большинства. В сложный код человеческого ДНК вплетены молекулы эгоизма, а внезапное сострадание к природе — не более чем очередной тренд, который в скором времени окажется неактуальным, подобно велюровому тотал-луку, или барсеткам.

И Рома, по всей видимости, так же забивает болты на экологию, раз заставил меня исписать бессмысленной ерундой чистую бумагу.

Секретутка Кирсановых провожает меня до места назначения, раздает указания, отмечая определенные стеллажи, тянущиеся через всю архивную комнату, с которыми мне предстоит провести работу. Металлические конструкции помечены табличками с указанием типа классификации документов. Моя задача заключается в том, чтобы рассортировать содержимое стопки пластиковых коробок, распределив по подразделениям. И на мое очевидное замечание о том, что это — обязательство архивариуса, каланча лишь смотрит сверху вниз и хмыкает.

— Надежда Валентиновна сегодня отсутствует, а документы сами себя по полочкам не расставят.

Быть может, я умерла и попала в ад? Потому что я в полном недоумении, как истолковать то, во что превращается моя жизнь. И я бы с удовольствием смирилась с тем, что нахожусь в чистилище, потому что с дьяволом договориться о помиловании проще, чем с собственным отцом.

Я вяло передвигаюсь среди стеллажей, мечтая о покое. Едва ли акцентирую внимание на верности производимой сортировки. Но кое-чему удается меня взбодрить. Кое-кому, точнее.

Я оборачиваюсь на звук открывающейся двери и приподнимаю брови, замечая знакомого персонажа. Темноволосый, низенький извращенец на должности личного секретаря Феликса.

— Алексей? — произношу с улыбкой в голосе.

Помню, что его имя начинается на «А», но не уверена, что озвучила правильный вариант.

Он застывает в проеме и автоматически поправляет:

— Александр.

Ладно. У меня проблемы с запоминанием имен.

— Пришли мне на помощь? — я уже несусь к нему, чтобы щедро поделиться архивным бременем.

— Эээ, нет. Не совсем, — дает заднюю Александр, нервно усмехается и закрывает за собой дверь. Неуверенно проходит вглубь, осматриваясь. — Вы одна здесь, Даниэла? Где Надежда Валентиновна?

У меня пропадает настроение жеманничать, и я резко отвожу незаинтересованный взгляд в сторону.

— Мне откуда знать.

— Почему вы здесь?

— А вы?

— Я... — вновь делает запинку.

Какой подозрительный. Я громко ахаю, вспоминая, что вчерашним утром подловила Александра за весьма любопытным разговором, детали которого не предназначались для лишних ушей. Однако по прискорбному стечению обстоятельств я оказалась рядом и подслушала достаточно, чтобы в данный момент напомнить ему об этом. 

— Неужели, пришли поискать тот самый, — заговорщически приложив ко рту ладонь и нагнувшись, будто бы делясь секретом, — договор?

Александр громко сглатывает. Трогает узел галстука и пытается сгладить острый угол разговора нервным смехом.

— О чем вы, Даниэла? Не понимаю...

Я игриво хлопнула его плечу.

— Да бросьте, Александр! Я бы с удовольствием послушала, о каком договоре шла речь. Затеваете подставу для... — наклоняюсь близко к его уху, — Кирсановых?

Бедолагу сжимает в тиски напряжение. Он давится короткими, невнятными звуками. Близость моего тела, молодого и подтянутого, закупоривает его мыслительный механизм. Шестеренки ржавеют, и я буквально слышу этот надтреснутый скрип. Александр опускает взгляд на мою грудь, прикрытую полупрозрачной тканью блузки. Испускает судорожный вздох, изучая мой кружевной бюстгальтер.