— Тоннель, — всхлипнула из последних сил, а сама чуть не забилась в истерике прямо на асфальте.

Ирка бы меня пропесочила насчет упущенных возможностей.

— Точно, — Рудольф моргнул, словно очнулся от наваждения. — Пойдем, Гоголь без нас поскучает.

Кивнув, я бросила прощальный взор на памятник и поспешила за Морозовым. За руки мы больше не держались, да и вообще шли на расстоянии друг от друга. Рудольф что-то рассказывал про встречающиеся по дороге, я рассеянно кивала и прислушивалась к звукам улиц.

Случившаяся сцена, как неудачный кадр кинофильма, после монтирования ушел в архив подсознания. Тревожить понапрасну душу не хотелось, слишком велик риск испытать разочарование. Потому я шла, прислушивалась к насыщенному тембру голоса Рудольфа и ни о чем не думала. До тех пор, пока мы не уперлись в тот самый тоннель.

Украшенный каркас напоминал настоящий портал в сказку. Лепестки тысяч пайеток-хамелеонов сверкали всеми оттенками розовых и фиолетовых цветов. Манили прохожих перейти границу миров.

— Слышишь? — Рудольф очертил полукруг указательным пальцем в воздухе.

Я склонила голову к плечу, пытаясь сообразить, о чем он говорит. Музыка показалась знакомой, но вспомнить ее не вышло. Зато от игривой трели фортепиано ноги пришли в движение, неведомая сила зазывала пуститься в пляс.

— Святки, — Морозов улыбнулся, когда я пожала плечами. — Цикл известного композитора.

И подал руку.

— Что? — удивилась я.

— Потанцуем, Сахарочек?

Кажется, второй раз за минуту моя челюсть едва не встретилась с землей.

— Люди же смотрят! — зашипела я, но Рудольф даже ухом не повел. — Что ты творишь?!

Без спроса меня придвинули ближе к мужскому телу, от которого исходило манящее тепло и дурманящий аромат. Одна рука обвила талию, вторая захватила в плен поднятую для удара ладонь. Жалящий поцелуй чуть не прожег плоть, когда Морозов прикоснулся губами к моим костяшкам.

Первый неуверенный шаг назад я сделала под настойчивое подбадривание оленя.

— Следи за ритмом, Сахарочек, позволь музыке вести тебя, — уверенно повел он. — И не трясись. Неужели никогда не танцевала?

— Отдавленная нога учителя ритмики считается? — скептически спросила я, напряженно следя за каждым движением собственного тела. — А ты у нас из пляшущих? В тех чудных колготках ножку тянул у стойки?

Куда уж следить за вниманием людей вокруг, когда боишься оступиться или попасть шпилькой в крохотную колдобину.

Рука Рудольфа успокаивающе погладила поясницу. Даже под слоем одежд я ощутила жар, отчего закипела в жилах кровь. Снова.

— Восемь лет балетных танцев, дома где-то лежат награды, — ответил Морозов. — Моя мама — актриса театра и кино, отец — режиссер. Для них раскрытие творческого потенциала единственного сына было первостепенным делом. Так что я ходил во всевозможные кружки. От художественной школы до музыкальной.

— Балуешься написанием картин?

За плавной беседой я расслабилась, отпустила себя. Движения стали легче, ноги больше не заплетались. Ладонь держалась на плече Рудольфа как приклеенная. Удивительно простой танец — вальс, если партнер умело брал роль «ведущей скрипки».

— А по ночам сочиняю сонеты, — фыркнул Морозов. — Бросил все, кроме танцев, и то ради красивых ног девчонок в группе.

— Кто бы сомневался…

Один, два, три — мысленный счет приноровил к движениям Рудольфа. За большим шагом следовали маленькие, затем поворот.

Голову повело, я приподнялась на носочках и чуть не оступилась. Благо Морозов ловко поймал меня, не позволив распластаться на земле.

— Парочка уроков, и можно вести тебя в люди, — гордо заявил Рудольф и ойкнул, когда я наступила ему на ногу. — Сахарочек!