Прошли летние каникулы, и в конце августа пришло время полугодичной выпускной практики. В день нашего убытия мы стояли на пирсе, готовые взойти на наш учебный корабль. Офицеры и мичманы прощались со своими жёнами и детьми, а гардемарины с мамашами или девушками. Я осматривался по сторонам, увидев знакомую фигуру. Я подошёл к стоящей у причала девушке.

– Валя, здравствуй! Я очень рад, что ты пришла.

– Вот, Саша, решила тебя проводить в плавание.

– Спасибо, Валь, и прости.

Девушка кивнула головой и платочком вытерла набежавшую слезу.

– Прощай, Александр.

– Прощай, Валентина.

Она отошла и скрылась в толпе стоящих на пирсе людей. А я смотрел на море, которое звало меня в дальний путь. Над нами летали чайки, громко галдя о чем-то своём, возможно, комментируя действия бестолковых людей, зачем-то плывущих в чуждую им стихию. В доме Ростовцевых глава семейства собирался отправиться на службу.

– Пап, ты куда?

– Гардемарины уходят в последнее учебное плавание. Надо будет сказать напутственное слово – я ведь куратор училища. Маш, не хочешь со мной проехаться?

– Нет. Мне это не интересно.

– Как знаешь.

Отец одел парадную форму, слуга вызвал экипаж и адмирал уехал в порт. Следом из дома вышла молодая барышня, остановив извозчика на бричке, отправившись следом. Она стояла на пирсе, увидев прощание Сашки Михайлова с девушкой, которую, кажется, звали Валентина. Почему-то после прощания она ушла очень расстроенной. Затем рослый и уверенный в себе парень вместе с другими гардемаринами поднялся на палубу. Там они построились, стоя в белой форме вдоль борта. О чем-то вещал её отец, затем начальник училища, а строй гардемаринов и корабельных матросов кричал "ура". После этого провожающие сошли на пирс, а экипаж судна стал готовиться к выходу в море.

Сейчас мы были выпускным классом и будущими офицерами, так что и практика была офицерской: мы несли вахту помощниками вахтенного офицера и штурмана, самостоятельно прокладывали курс корабля и командовали вахтенными матросами. Правда, всё это происходило под присмотром капитана, офицеров и наших наставников из преподавателей корпуса.

Наша учебная шхуна держала курс в испанскую колонию Экваториальная Гвинея на остров Фернандо-По. Почему туда? Как я узнал от Лангмана, в это время там были одни из самых крупных плантаций кофе. Офицеры покупали его и сдавали петербургским купцам, имеющих торговые лавки типа "Чай, кофе и другие колониальные товары", тем самым подрабатывая к жалованию. Узнав об этом, я также решил подзаработать, отчего поменял все свои рубли на испанские серебряные пиастры. Аналогично сделали и мои друзья.

Мы прошли загруженное торговыми кораблями Балтийское море и оказались в Северном, непредсказуемом своими штормами и наличием большого количества морских мелей, которые здесь назывались «банками». Мы шли вдоль берегов Голландии, и я нёс вахту, командуя кораблём. Погода была солнечной, лишь иногда появлялись порывы ветра. Капитан отдыхал, а вахтенный офицер контролировал мои действия. Я посматривал на паруса, на ветроуказатель, болтающийся на мачте, и на небо в сторону, откуда дул ветер. Иногда для проверки облизывал палец, поднимая его вверх и смотря, откуда он станет холодеть. Наконец, обратился к вахтенному офицеру:

– Господин капитан-лейтенант, шторм намечается.

Офицер проделывал те же операции, так что сделал соответствующие выводы, но поинтересовался у меня:

– Почему вы так думаете, гардемарин?

– Ветер начинает рвать.

– Ваши действия, гардемарин?

– Прямо по нынешнему курсу на карте отмечены банки Лоуренса, поэтому надо уйти от них подальше, чтобы волна не выбросила шхуну на мель. Сменю галс и пойду мористее, обходя банки. Сейчас судно идёт крутым бейдевиндом. Когда ветер усилится, прикажу убрать паруса, а когда начнётся шторм, развернусь носом к волне в положение левентик.