Когда я дошёл к воротам, весёлая процессия уже прошла через двор и неторопливо входила в собор. Я ускорился и пристроился в её хвосте. Собор был полон пришедших на вечернюю службу людей, которые быстро рассосались по углам, освободив место вошедшим. Поскольку я вошёл с этой компанией, то оказался в их группе. Среди высокородных гостей чуть впереди увидел императрицу. Я засмотрелся на неё, на что меня встряхнули, и я услышал вопрос лейб-гвардейца:

– Чего глаза вылупил? Матушку-императрицу не видел?»

Меня это разозлило, поэтому я громко ответил:

– На императрицу глаза не вылупляют, а смотрят с почтением и радостью. Да, я впервые вижу Елизавету Петровну!

На меня стали оглядываться люди из окружения, а затем и сама императрица, произнеся:

– Прелестно! Господа, послушайте, какое сей юноша имеет понимание. Как зовут молодого человека?

– Гардемарин Морского корпуса Александр Михайлов, ваше императорское величество.

– Отменно!

– Служу вам и России.

– Сие похвально, служи с честью.

Народ одобрительно пошумел, я щёлкнул каблуками, вытянувшись по стойке смирно, после чего царедворцы во главе императрицей потеряли ко мне интерес и отвернулись. Рядом с императрицей стоял не кто иной, как её фаворит Иван Шувалов.

– Лиза, а ведь я знаю этого юношу. Его очень Ломоносов хвалил и мне представил.

– Забавный юноша. Ежели полезен, так приставь к делу.

Зато гвардеец после того, как императрица отвернулась, схватил меня за шкирку и отправил к дверям со словами: «Будут меня всякие сопляки учить. Пшёл вон отсюда!»

Чтобы не шуметь в церкви, я вышел, а затем спокойно зашёл с другими прихожанами, притиснулся к стене и отстоял праздничную службу. По её завершению императрица со свитой, другие прихожане и я приобщились к таинству миропомазания, после чего царственная процессия вышла, не обратив на меня внимания. Эх, жаль, не удалось пролезть на тёплое местечко подле власть имущих. Ну и хрен с ними! 25 января открывался Московский университет, было куча организационной работы, так что ни Ломоносову, который уехал в Москву, ни тем более Шувалову до меня не было никаких дел.

Возвращаясь в Корпус, заглянул в ресторацию. Там гулял служивый и военный народ. На сцене пели романсы, играла весёлая музыка, звучал гул празднующей толпы. Места мне не нашлось, поэтому зашёл в трактир попроще, где наелся натуральной пищи и поболтал с соседями по столику. Посидев часик, расплатился, вышел на улицу и продолжил свой променад. Нагулявшись по вечернему Петербургу, перед поверкой вернулся в казарму.

Поздно вечером после бала заявились довольные гуляки. Самсон рассказал мне о вечере, завершив словами:

– Видели твоих поклонниц – Валю и адмиральшу. Валя тобой интересовалась, а адмиральша хотела, но не подошла.

– Пустое это. Мне и так хорошо живётся.

Наступили зимние каникулы, но в моей жизни ничего не изменилось. Я так же ходил работать в мастерские, а затем готовился по предметам факультативного курса, уделяя им несколько часов в день. Правда, в Корпусе стало тише, многие петербуржцы и жители пригородов разъехались по домам. Мои друзья теперь сами ходили в увольнительные, чтобы встретиться с выбранными ими на прошлом балу девушками. Лобов так же встретил даму сердца на этом вечере.

Долго тянулся последний семестр моего пребывания в Морском корпусе. Кадеты и гардемарины учились, дрались, за неуспеваемость и хулиганство их пороли розгами и сажали в карцер – жизнь в Корпусе шла своим чередом. Меня это дело не касалось, потому что дурью не маялся, учился прилежно и был у преподавателей на хорошем счету. Наступил июнь – пора экзаменов. Я сдал их с отличным аттестатом, даже по французскому языку, разговаривая на нём вполне сносно – не француз, но и не "деревня неотёсанная".