Ко мне обратился вахтенный офицер:
– Гардемарин Михайлов, покажите руки?
Я повернул ладони, показывая целую, не содранную кожу.
– Отменно. Вижу, что хватило ума перебирать руками.
– Так точно, господин лейтенант.
В это время по вантам спустился остальной молодой народ. Офицер по фамилии Лангман прошёлся по ним:
– Что, черепахи, наконец-то, слезли? Учитесь у Михайлова, как надо с рея на палубу возвращаться.
Вокруг, посмеиваясь, стояли несущие смену матросы и боцман. Мы разошлись по палубе, народ занялся другими морскими делами, а я с размаху засадил кулаком Буровичу в морду. Он схватился за лицо, а я добавил ещё. Парень был старше и крупнее меня, но от ударов присел на попу. Раздались крики матросов и гардемаринов, останавливающих или поддерживающих драку, только я не обращал на это внимание, молотя кулаками курсанта по голове. Меня схватил крепкий матрос и оттянул в сторону. В это время Бурович вскочил на ноги и в ответ накинулся на меня с кулаками. Я дёрнулся, вырываясь из объятий матроса, но тот держал меня крепко, отчего мой противник заехал пару раз кулаком мне по лицу. Такое дело мне совсем не понравилось, поэтому, применив приём, каким надо вырываться из захвата, вывернулся и заломил моряку руку. Тот отпустил меня, и я снова ринулся в рукопашную против Буровича. Попав несколько раз ему в грудь и лицо, опять свалил парня на палубу.
В это раз меня скрутили двое моряков, а лейтенант заорал: «Гардемарин Михайлов, тридцать ударов розгами. Извольте следовать на экзекуцию. Гардемарин Бурович, умойтесь и приведите себя в надлежащий вид!»
Меня повели на бак – носовую часть судна, где разложили на палубе. Пришлось снимать портки, и матрос отгрузил мне по заднице 30 ударов розгами. Что же, свою карьеру в новой реальности я начал весьма ярко. Натянув штаны, вместе со шмыгающим разбитым носом Бурович, я стоял перед вахтенным офицером. Заговорил лейтенант:
– Господа, прошу примириться.
– Я не буду мириться с человеком, который столкнул меня с реи.
– Не понял, Михайлов, что означает "столкнул"?
– А то и означает, что столкнул. Хотел посмотреть, как меня от палубы отскребать будут. Я его убью, чтобы он никого больше не столкнул или ещё чего не придумал.
– Хм, Бурович, это правда?
– Нет. Врёт он все!
– Вы же сами нас окрикнули, когда он хвастал, что столкнул меня.
Стоящий рядом народ: что гардемарины, что матросы, что офицеры – сурово насупился. Такое не прощают. Офицер скомандовал: «Разойтись по местам, продолжаем учение. Бурович, сядь на шканцах. Подумать надо, как с тобой теперь быть».
Бурович сидел в уголке возле бизани, а я с разрисованной попой, которая очень щипала – кровь-то из лопнувшей кожи текла по-настоящему, продолжал изучение матчасти корабля. Оказалось, что не все матросы лазили наверх. На военных кораблях не более 30% команды работали на высоте и назывались «марсовыми». Марсовые были элитой экипажа корабля, по возрасту являясь ещё молодыми, но уже достаточно опытными матросами. А вот на самом верху работали 14-16-летние юнги, потому что они были легче, бесстрашнее и быстрее добирались до верха мачты. Конечно, всё это было крайне опасно, и падение матроса с реи, увы, являлось повседневностью парусного флота. Потерял концентрацию, "щёлкнул клювом", сорвался и полетел вниз. Хорошо, если упадёшь в воду – есть шанс выбраться, а если матрос свалится на палубу с десяти метров, то нет матроса. Завернут его тело в холст, прицепят к ногам груз и скинут в море на вечный покой.
Мы, гардемарины первого года, проходя практическое обучение, выполняли обязанности "неполноценных" матросов – юнг, а гардемарины старшего курса – полноценных матросов 2-й статьи. Матросами 1-й статьи как раз являлись марсовые и ветераны. Такой матрос на ощупь знал весь такелаж, поскольку ночью никакого освещения на судне не было, кроме как в компасе и на шканцах от фонаря с углями, где находились вахтенные офицеры. И если ночью происходили парусные манёвры, то матрос в полной темноте должен был правильно управляться с такелажем. При столкновении в эфире сгусток энергии – душа настоящего гардемарина Михайлова, передала мне свою память, так что мои прошлые знания плюс новые позволили спокойно ориентироваться в названии такелажа – я понимал, о чем идёт речь, когда вахтенный орал в рупор, чего надо «подтянуть», а чего «отпустить».