На себя.

И я смотрю.

На белую широченную сплошную полосу кожи, перечеркивающую мое горло. На кайму из алых отпечатков, обрамляющих её будто кружево. И на тройную синюю полосу крупных сапфиров, что разделяет кожаный ошейник напополам.

Ух ты!

Задеваю ногтем, понимаю, что ошейник из сапфиров скорее декоративное украшение, прикрепленное к коже какими-то тонкими петельками. Легко будет снять. Там под сапфирами поблескивают светлые серебристые пластинки заклепок. Боже ты мой, неужели платиновые?

А просто ошейник без выебонов — это слишком скучно для Александра Козыря.

— Ты верно выбрала прозвище, Летучая, — пальцы Козыря поглаживают меня под подбородком будто кошку, — сапфиры идеально тебе подходят.

— Я знаю толк, — улыбаюсь самодовольно. Пытаюсь сделать вид, что не охренела. Паршиво получается, ну да ладно!

Да, он тоже знает толк. Потому что просто колье с сапфирами я бы, конечно, завернула и послала по обратному адресу. Но тут-то не просто. Тут-то ошейник.

— Хорошо, что возражений у тебя нет, детка, — хмыкает Алекс над моей головой, — значит, встань и иди. Прямо по коридору не поднимая глаз. Моя тачка у входа в клуб. Пока не сядешь в неё — смотришь только себе под ноги. Уяснила?

— Предельно…

В горле сухо, в голове — пьяно.

Когда мир выстраивается вот так — в простую сухую инструкцию, под ногами будто ложится алая сплошная линия. И все что надо — шагать по ней. Выполнять приказ.

Я не слышу ничего, кроме шагов за моей спиной. Даже в шумном зале, в котором вовсю разогреваются для местного варианта оргии завсегдатаи “Соски”, я все равно слышу только Его.

А вижу — только путь.

Кто-то меня окликает, кто-то касается, пытаясь привлечь внимание, кто-то за спиной вскрикивает — по всей видимости, Козырю не понравилась такая дерзость.

Мне интересно, разумеется, я любопытная как кошка, но… Я только что надела ошейник. Я не могу ослушаться приказа так скоро. Так можно и разочаровать! Поэтому…

Косплеим Орфея, идем вперед не поднимая глаз. А сзади вовсю шумит бурная разборка. Кажется, кое-кто затеял драку…

Мне приходится ждать его у машины аж двадцать минут. И все это время не заходить, обходиться только тем, что доносится из клуба на улицу. А доносится — увы, слишком мало, “So-so” бережет грязные секретики своих клиентов.

Мне бы подойти, заглянуть, принюхаться, но выданные мне директивы не позволяют вылезать из тачки.

И только когда взвизгивают неприятно сирены двух полицейских тачек — только тогда и появляется в стеклянных дверях клуба широкоплечая массивная фигура.

Как бывалый ковбой, который не смог отказаться от драки, Козырь идет ко мне неторопливо, вальяжно. И на губах у него такая… сытая улыбка. Он доволен. У него на скуле продолговатое красное пятно, а с костяшек пальцев летят с размаху в сторону мелкие темные капли, но он настолько доволен, будто только что досыта напился амброзии.

Впрочем… Так и есть.

Он сегодня хлебает чужую боль, не прячась за маску правильного семейного мудака. И настолько охерителен он вот сейчас, когда сила и жестокость читаются в каждом движении, шумят в дыхании, смотрят на мир его глазами…

Он мог бы быть стремным и плюгавым, и вот в эту секунду я все равно потеряла бы от него голову. Но он был собой, он был сильным, статным, харизматичным…

И кажется, я имею все шансы выглядеть на него глаза.

Падает в водительское кресло. Смотрит на меня. Улыбается шире, похлопывает меня по щеке.

— Послушная стервочка — отрада для глаз.

Я бы прижалась к его ладони, но он не собирается баловать меня сейчас. Убирает руку, берется за руль.