И так он резко дергает меня к себе, когда я за эту его руку берусь – будто всерьез хочет переломать мои ребра ударом торса.

— Не можешь без красивых жестов, да, Светочка? – спрашивает и тут же кусает меня в шею. Бесцеремонно, с силой, без опостылевшей мне до предела бережливости.

— Господину не нравятся мои жесты? – я бы хотела подобрать более красивое слово, но вот это предложение я именно выскуливаю. Задыхаясь от острого желания большей боли. Еще большей.

Жесткие пальцы ложатся на мое горло. Сжимаются жарко, толкают вниз, заставляя ноги подломиться, а колени снова поцеловать пол.

— Ох, если бы не нравились, — Алекс вздыхает будто бы с сожалением, — ты же мне все планы рушишь, Летучая. Все, что только можно. Думал так отсюда уйдем, но нет. Не уйдем. Не так.

— А как уйдем, Господин? – от хватки его пальцев темнеет в глазах. Он и раньше не раз палился, что склонен распоряжаться всем, даже правом на дыхание, и меня это всегда только заводило. Заводит и сейчас. Так заводит – впору опять скулить. Нетерпеливо, умоляюще скулить. Даже зная, что он не внемлет, в этом – точно нет. Так даже лучше. Просто пусть знает, что я сейчас подыхаю от совершенно непотребного желания ощутить его член в себе. Пусть ухмыльнется этому. Пусть лишний раз убедится, что моя потребность в нем – лютая. Бешеная. Раз он выбрал меня – смысла больше нет молчать об этом.

Алекс молчит и продолжает давить мне пальцами на горло, мешая дышать. Смотрит в лицо. Любуется. А я – как паршивец Ив раньше, подбираюсь, подтягиваюсь выше, чтобы шея моя лучше легла в его ладонь.

— Умница, — давление становится сильнее, воздуха – еще меньше, сердце в груди метается в панике, — какая же ты умная, моя девочка. Стоило ждать, пока ты дозреешь. И все остальное – тоже стоило делать.

Он впивается в мой рот, все так же не давая дышать. Целует, пока мое тело пытается изыскать пару лишних глотков воздуха в легких. Хотя нельзя сказать «целует» про это действо.

Он жалит меня своим языком, клеймит своим раскаленным ртом. Тянет из груди остатки души, что раньше не успел вытянуть.

Я ненавижу тебя, Козырь.

Ненавижу и просто без ума.

Иному я бы не позволила делать со мной ничего такого. Подводить меня так близко к грани, заставлять задыхаться, лихорадочно трястись от мысли – а что если не отпустит, но в то же время знать – отпустит. Когда нужно. Когда…

Его пальцы покидают мою шею в середине этой глубокой затяжки друг другом, в простонародье именуемой поцелуем. И пока мой нос жадно втягивает воздух, пока тело трясет от адреналина, а сама я – с трудом давлю в себе приступы кашля, Козырь ведет по моей шее другой рукой и затягивает на ней плотное кожаное кольцо. Ошейник.

Наверное, я бы заметила это раньше, если бы он меня не душил. А теперь – я просто осознаю ошейник на своем горле так, будто он там и был все это время, что мы знакомы, просто сейчас проявился на свет.

— Вот так ты отсюда выйдешь, Сапфира, — шепчет Козырь ехидно, — моей до конца. Есть ли у тебя возражения?

Возражения…

Есть ли у меня они?

— Ты позволишь мне посмотреть, Господин?

— С удовольствием.

Он реагирует быстрее, будто ожидал моего вопроса, а может быть даже — хотел его.

Прихватывает пальцами под ошейником, снова надавливая костяшками мне на горло, но на этот раз по иному. Шагает в сторону, заставляет ползти за ним на коленях.

Ох-х…

Еще немного и я соглашусь ему тапочки в зубах приносить по утрам, просто потому что слишком штормит меня от этой жесткой руки.

— Смотри!

Он останавливается у зеркальной панели в стене, от потолка до пола, своими ладонями заставляет меня держать голову прямо и смотреть вперед.