Она не могла видеть, как миниатюрная, величиной с палец, огненная ящерица, переливаясь пробегающими по ней язычками пламени, выскользнула из-под одежды шейха и скользнула под ее блузку. Но она почувствовала сладкую негу, которая разлилась по телу…

… Шум голосов и звон посуды стихают. Вера танцует с шейхом посреди красной пустыни. Тихо шелестит песок, подпевая яростному ветру, что выводит древнюю песнь свободы и несется по алым барханам годы, века, тысячелетия.

Полуобнаженная Вера, прикрытая лишь легкими прозрачными одеждами наложницы восточного гарема, застывает в сильных мужских руках. Она пытается двинуться, закричать, оттолкнуть его, но не может. На песке вокруг раскинуты дивные цветные шатры. Миг – и вот она уже лежит в шатре, на шелковых подушках, в окружении огромных блюд, наполненных сочными фруктами.

Шейх отрывает крупную виноградину от сочащейся медом лозы и кладет ей в рот. Брызжет сок, орошая пересохшие губы. Вере противно. Его липкие от сока пальцы проникают в рот. Но выхода нет – он не отпустит. И она, торопливо давясь, глотает медовый сок, лишь бы он убрал пальцы с ее губ. А шейх начинает петь. Она не понимает слов, но точно знает: это песнь свободы, что выводит ветер пустыни. Это песнь силы и радости плоти. И Вере становится еще противнее. Он прикасается к ее груди. Ее захлестывает волна омерзения к вожделению ненавистного ей мужчины. Но еще омерзительнее ощущение того, как наливается желанием, твердея, ее грудь. Вера не понимает, что происходит. Так не бывает! Чтобы отвращение и желание сплелись вместе!

Из руки шейха вдруг появляется крошечная огненная саламандра. Она широко открывает рот – мелькает язык, состоящий из разноцветных язычков пламени.

– Лахб, освободи ее! – выкрикивает шейх.

Саламандр перепрыгивает на Веру и растекается пламенем по ее груди. Одежда вспыхивает и исчезает. Вера обнажена и беззащитна. Она вскрикивает от боли. Где-то внутри, в животе и ниже, медленно зарождается физическое наслаждение. Оно растет вне ее воли. Наперекор бессильной ярости от чужого присутствия даже не в теле – в мыслях. Грудь горит, бедра ноют, кожа пылает, и в этом жаре еще сильнее вспыхивает желание и одновременно чувство гадливости к плотскому зову тела. Она ненавидит саму себя! Шлюха! Мерзавка! Дрянь! Ты можешь вырваться! Сопротивляйся шейху! Но тело отказывается подчиняться разуму. Тело, что долгие годы не знало ласки, отзывается на чувственные прикосновения мужских рук.

– Чертов полукровка, – недовольно шепчет саламандр. – Очаровал девчонку навсегда. Ее сердце просто запечатано для всех других мужчин. Ненавижу влюбленных! В их поступках нет ни капли логики и здравого смысла! Не терплю их с тех самых времен, когда до вас, повелитель, я жил в лампе у поэта Омара Хайяма. А он каждый день посвящал стихи этим влюбленным глупцам, хотя и понимал, как они смешны и нелепы. Совсем как эта девчонка, что чувствует мой огонь и ваш зов, но из-за дурацкого упрямства влюбленного сердца сопротивляется. В точности, как написал мой бывший хозяин, Омар Хайям:

Есть ли кто-нибудь в мире, кому удалось

Утолить свою страсть без мучений и слез?

Дал себя распилить черепаховый гребень,

Чтобы только коснуться любимых волос!

Ее тело поддается вашим и моим чарам, а сердце сопротивляется изо всех сил. Она умереть готова, лишь бы не уступить нелюбимому. Только потому, что я и вы – не Ами! Какая разница, кто дарит наслаждение? Телу все равно! Давно известно: лучшие любовники – те, кого не любишь, потому что они не ранят сердце, лишь радуют плоть.