– Да не вопрос, Верунчик! Начинай разминать ладошки – бабосики считать будем, – горничная схватила телефон и убежала.

Шейх неотрывно следил за Верой, которая быстро перемещалась по залу ресторана. А Ами следил за ними обоими. Он старательно отворачивался, пряча лицо каждый раз, когда Вера лавировала в толпе гостей, пробегая мимо него.

– Не нравится мне все это, – прошептал Шаальтиэль, неслышно, как кошка, подойдя к Ами. – Джинн эту девочку просто глазами пожирает. С чего бы? Ами, ты уверен, что она для нас безопасна?

– До сегодняшнего дня был уверен. Причем много лет подряд. Она –вторая. А значит, обычная. Почти человек.

– Почти – это не совсем человек.

– Это зависит от того, сколько силы родной стихии ей

отмерено природой. Но повышенное внимание Эльнара к той, которая полностью лишена способностей, сильно настораживает. Нутром чую: старый лис чего-то ждет. На всякий случай проверю еще раз. Держи, – Ами передал бокал с вином Шаалтиэлю.

Потом осторожно извлек из глаз контактные линзы, спрятал в футляр и положил его в карман.

– Ты куда? – спросил Шаалтиэль.

– Хочу подобраться к ней поближе, – Ами ощупал взглядом толпу.

– Тебе для этого не нужно к ней подходить. Просто используй взгляд, на расстоянии, и все. Как обычно, – возразил Шаалтиэль.

– Личный контакт – лучший способ. Мне нужно к ней прикоснуться, – буркнул Ами.

– Ами, посмотри на меня, – Шаалтиэль смерил его недоверчивым взглядом.

Ами демонстративно повернулся к нему спиной, продолжая осматривать толпу.

– Ами, посмотри на меня! – настойчиво повторил Шаалтиэль.

Его голос вдруг изменился до низкого рокота и бокал в его руке завибрировал. Тонкие трещинки паутинками расползлись по стеклу.

– Не прячь глаза, Ами! Я слишком хорошо тебя знаю. Что происходит?

Ами молчал. Что ему сказать старому другу? Что можно объяснить ему, если он сам не мог себя понять? Его сердце бьется уже не одну тысячу лет. Безотказное сердце, которое привыкло мерно качать кровь и холодно молчать, уступая место нечеловеческой половине, вдруг встрепенулось и дало сбой. Это сердце вдруг вспомнило, почему его так воспевают и прославляют, проклинают и берегут люди. Это пугало Ами. Сбивало с толку. Но он ничего не мог с собой поделать. Ему нужно прикоснуться к Вере хотя бы на миг. Это все, что ему дозволено.

…– Ты не имеешь права на чувства и семью. Как и мы все. Наша семья – это наш народ, – говорил его отец. – Мы ложимся в постель только с женщинами нашего народа, и только для того, чтобы продолжить род, –

тень его огромных крыльев падала на лицо маленького Ами, заслоняя солнце.
– Наш народ прежде всего и превыше всего. И даже я для тебя не отец, а Верховный. У нас нет права на человеческие эмоции. Нас слишком мало, чтобы создавать семьи. И против нас весь огромный мир: люди и нелюди. Ты – главный хранитель нашего народа после меня. Ты – наши глаза и уши, меч разящий и беспощадное пламя. Начальник нашей разведки – это будущее и прошлое. И даже имя твое – это мы. Я дал тебе его не зря. Ами – это означает: мой народ.

Ами знал и помнил. Но ни одна женщина за всю его бесконечно долгую, по человеческим меркам, жизнь не сводила его с ума так, как Вера.
Его человеческая половина тянулась к ней и ничего не хотела знать. Женщины... блестящие, роскошные, неистовые в любви, умные, за которых были готовы отдать жизнь тысячи мужчин, проходили через его постель, не задевая сердце.

Нефертити – главная супруга фараона Эханатона.

Симонетта Виспуччи – самая красивая женщина Флоренции эпохи Ренессанса, с которой Ботичелли рисовал свой шедевр "Рождение Венеры", и которую после смерти оплакивал весь город.