— Родная, не плачь. Ну хватит, — неловко попытался утешить Викторию муж, но она его, кажется, не услышала.

— Я сейчас же в школу пойду. И устрою им! Развели! — зло выплюнула Надина мама, вставая со стула. —И… нет, сначала имена у Нади узнаю: кто, что, когда. И в родительский чат напишу. Пусть знают, какие у нас детки учатся. А потом в школу! Учиться они в ней не будут!

— Вика, может… — неуверенно начал её муж, но она вскинула голову, выстрелила в меня взглядом, в которых до сих пор слезы разлиты, и спросила воинственно:

— Севиль, я права? Если понадобится, вы расскажете директору школы то же, что рассказали мне? Или, — она перевела взгляд на мужа, — будем и дальше Надю отправлять в этот гадюшник, где ее будут обижать, и в конце концов доведут до самого страшного?

— Я, если потребуется, расскажу всё, — прошептала я. — Вы правы.

А может, к черту дипломатию и мои первоначальные планы? Надю защитить нужно, а обидчиков — наказать.

— Да, вы правы, — громче и решительнее сказала я.

— Так, а теперь помолчите, — взял слово Корней Андреевич, молчавший всё время. — Обе, — он по очереди смерил взглядом Викторию и меня. — Сейчас никто никуда не пойдет.

— Но…

— И из ребёнка никто не будет вытаскивать подробности унижений! — припечатал он.

— Вы что себе…

— Себе позволяю, — прервал Ветров возмущенный возглас Виктории. — А вам глупость не позволю совершить. И тебе, Севиль. Заканчиваем слезоразливную бабскую истерику, — на этих словах мы с Викторией запыхтели, — мозг включаем, и слушаем меня. Ясно?

Смертник, — прочла я в глазах Виктории тот же приговор, что и сама вынесла.

— Ладно, мозг не включаем, а просто слушаем меня. Первое…

Даже если бы мы не планировали, мы бы все равно не смогли не слушать Ветрова, разговаривать он умеет, как и доносить свою точку зрения. И убеждать, что самое важное. Ничего нового он не сказал, я сама думала о том же, просто расчувствовавшись, и заразившись эмоциями Виктории, забыла о том, что правильно, а что нет.

А правильно пойти с Надей к детскому психологу. Правильно — обсудить с классным руководителем и директором возможность улаживания конфликта. Правильно — успокоить Надю, попытаться вовлечь её во внеклассную деятельность совместно с одноклассниками, попытаться их сдружить. А если не выйдет — подыскать новую школу.

Неправильно же — выбивать из ребёнка силком то, что она скрывала. Неправильно позорить её, травмировать еще сильнее. И пугать всеобщими слезами и истериками, которых она не хотела допустить, и ради чего молчала.

Мы пристыженно слушали Ветрова. Я — просто пристыженно, Виктория — еще и тихо плача, а Андрей просто хмуро, но видно что с Ветровым он согласен.

— Вы меня услышали? Всё сделаете правильно?

— Я поняла, — буркнула Виктория. Но не удержалась, всё же, и вскинулась: — А вы вообще кто?

— Её, — кивок в мою сторону, — преподаватель.

— Ааа, понятно. Спасибо. И вам спасибо, Севиль. Кошмар, что бы я делала, если бы так и не узнала об издевательствах? Вот что? — Виктория порывисто меня обняла, причитая, но и тут Ветров отличился — бесцеремонно нас расцепил, и потащил меня к выходу.

— Нам пора.

— Может, еще посидим? Чай, печенье, мама пироги нам привезла, я вас угостить хотела!

— В другой раз. Простите, нам правда пора, — припечатал Ветров и споро, не давая мне времени на раздумья вытащил меня за дверь, я едва рукой успела помахать, и крутящуюся в коридоре Надю по голове погладить. — Севиль! — едва мы оказались на лестничной клетке, Корней Андреевич обхватил меня за плечи. — Нельзя всё принимать так близко к сердцу. Ты мне, пока ехали, что говорила? Расскажешь, успокоишь, поможешь найти верное решение, а сама?