— Отпусти меня немедленно, — впиваясь ногтями в мужские предплечья, пытаюсь оттолкнуть его. Но он слишком сильный и тяжелый. Хомяков всем своим огромным весом наваливается на меня, вдавливая в диван. Его мясистое гадкое лицо расплывается перед глазами.

— Я научу тебя послушанию, сучка костлявая, — мерзкие губы впиваются в мои, слюнявят лицо, а толстые пальцы, расстегнув джинсы, шарятся в трусиках. Кожа горит в местах, где он касается меня.

Тошнота подкатывает к горлу, парализуя связки и не давая возможность кричать во всю силу. Мне никогда в жизни не было так страшно, но я не имею права сдаться. Слишком много трудностей я пережила в жизни, чтобы сейчас покориться мерзавцу. Не знаю, откуда берутся силы, может, адреналин, бурлящий в крови, помогает мне собраться, но пока Хомяков срывает с меня бюстгальтер, я с трудом дотягиваюсь рукой до бронзовой статуэтки, стоящей на журнальном столике. Схватив ее крепко, я набираю побольше воздуха в легкие и бью его по голове со всей силы. Мужчина шипит, и через секунду его тело обмякает. С громким стоном я толкаю его в сторону, и он с грохотом падает на пол.

Быстро дышу, глотая воздух. Хватаюсь за голову, а перед глазами все плывет, словно я растворяюсь в алкогольном дурмане. Оглядевшись по сторонам, стараюсь собраться и решить, что делать. Бежать? Но на улице охрана, они не выпустят. Вызывать полицию? Так они, наверное, в сговоре с Хомяковым, он же человек известный в городе. Боже, что же мне делать…

Дрожащими пальцами хватаю рюкзак, достаю телефон. Меня так сильно трясет, что не могу попасть на нужные кнопки. Гаджет падает из рук. Поднимаю, снова пытаюсь набрать номер. Конечно же, я звоню Ивану как своему мужчине в поисках защиты, хотя мне, наверное, уже никто не поможет.

— Ваня, — кричу ошалевшим голосом. — Спаси меня!!!

В трубке слышится громкая музыка и смех.

— Иван, я тебя не слышу! Помоги мне, пожалуйста! Я не знаю, что мне делать…

Такое ощущение, что он где-то веселится, а не дома лежит с температурой.

— Мати, позже перезвоню. Не понимаю, что ты говоришь, — его голос теряется в клубных басах.

Звонок обрывается, а я все отчетливее понимаю, что помощи ждать неоткуда. Я подписала себе смертный приговор. Теперь я убийца, мои руки в крови. На стороне Хомякова деньги и связи. Мне никогда не доказать, что это была самооборона.

Закрыв лицо руками, даю волю слезам, как будто стресс, накопившийся за несколько дней, вдруг выходит наружу, чтобы я с ума не сошла.

Решив проверить у Хомякова пульс, осторожно подползаю к нему. На глаза попадается мой рюкзак, из которого высыпались все вещи. Медленно все собираю, пальцы деревянные и не слушаются меня. На белом ковре контрастным пятном выделяется черная визитка.

Смотрю на нее безотрывно, а в душе вспыхивает надежда и тут же гаснет.

— Мати, ты ведь понимаешь, что это твое спасение и одновременно погибель. Шах долгов не прощает, — повторяю его слова вслух. Визитка жжет пальцы. В душе смятение, кто бы мне подсказал, как поступить правильно?

Дальше все как в тумане. Набираю номер, который указан на клочке бумаге, и с замиранием сердца слушаю долгие гудки. Когда в трубке раздается спокойный, но строгий голос, я начинаю реветь в трубку.

— Кто это?

— Герман Алиевич, спасите, — вою нечеловеческим голосом. — Умоляю!

8. Глава 8

— Герман Алиевич, спасите, — вою нечеловеческим голосом. — Умоляю!

— Где ты? — фраза, брошенная ледяным голосом, вселяет в меня надежду. Странно, что он не спрашивает, кто ему звонит. Неужели узнал меня по голосу?

— У Хомякова дома… Я… кажется… убила его, — говорить сквозь всхлипы получается с трудом.