Она закусывает мою нижнюю губу и шёпотом произносит:

— Серёж, я... как бы тебе сказать, — она напрягает меня выдержанной паузой. Заставляет думать, что продинамит меня и вновь оставит справляться с эрекцией собственноручно. — В общем, я... еще никогда... Я... девственница.

И тут моё ясное небо пронзила вспышка мощнейшей молнии.

Моментально получаю невидимую, чертовски ободряющую пощёчину. Сама реальность зарядила мне её, чтобы немедленно одумался.

Резко отстраняюсь от Адель, как от вьющихся вокруг меня языков пламени. В глаза её карамельные смотрю. Ищу в них подвох, зацепку, хоть что-то, что может опровергнуть последние слова.

А в них только бегущей строкой тянется противное слово “девственница”.

Для меня это не просто слово. Это стоп-слово. Это приговор.

— Ты имеешь в виду... — в глотке пересыхает махом. Я нервно моргаю, глядя на то, как она виновато поджимает свои губы и нерешительно кивает мне, будто сознается в чём-то постыдном. — То есть как это девственница? Прям... совсем?

— Совсем! Целиком и полностью. От начала и до самого конца, — смущённо отводит взгляд в сторону, а мне так погано на душе становится. Я отшатываюсь, а потом задницей валюсь на скамью.

Вот это комбо я собрал сегодня.

В ледовом дворце я собрался заняться сексом с дочерью своего тренера, которая к тому же ещё и девственница.

— А чо раньше не сказала? Я бы...

— А что изменилось бы? Или у тебя какое-то предвзятое отношение к девственницам? — с обидой в голосе она проговаривает, складывая руки на груди в защитной реакции.

— Да нет. Просто, если бы знал, то..

Она снова обрывает меня на полуслове:

— То обходил бы меня стороной! — спрыгивает она с мата и чуть ли не бежит в сторону выхода, я кое-как успеваю поймать её за руку.

— Дурочка, — не могу не улыбнуться, когда вижу её неподдельные слезы, которые она старается скрыть от меня за волосами. — Я бы не стал делать из твоего первого раза подобное, — взглядом обвожу тренажерку, тяну её на себя, а она противится. — Если бы у нас всё случилось тут, я чувствовал бы себя последним ничтожеством. Наоборот, хорошо, что ты предупредила, — ловлю ее за подбородок, чтобы посмотрела на меня. — Ну чего ты губы надула?

— Ничего, — шмыгает она, подбородок подрагивает. — Мне надо домой.

— Отвезёшь меня?

Адель отпихивает меня.

— Не нужна мне твоя машина. Что я отцу скажу, когда он увидит ее? Он же знает, кому она принадлежала.

— Хочешь другую? — пытаюсь хоть как-то поднять ей настроение, да и самому не помешало бы отвлечься за разговором, никак не касающийся ее девственности.

— Нет, Серёж. Не нужно мне ничего! Отпусти меня.

Как всегда эта девчонка принимает единственное решение — сбежать, но ей придётся ещё убедить меня отпустить её. Не время ещё.

— Тогда поехали ко мне? Там и завершим начатое? Всяко лучше, чем в этой вонючей тренажерке.

Глаза её сверкают, ослепляя меня, но вопреки всему она мотает головой.

— Не-а, не выйдет.

Да уж, поезд ушёл, а девственность Адель помахала мне белым платочком из последнего вагона.

Да и пофиг.

Невинных в моем списке еще не было, и как-то даже теперь не хочется вносить в него Адель. Среди тех, какие девушки в нём числятся, ей там точно не место.

Две недели я достойно держался, избегал общения с Адель. Пока Рогозин вымещал на мне свою злость, я изнурял себя тренировками, чтобы отвлечь себя от мыслей о его дочери, а стоило ей признаться в том, что она невинна, как я тотчас умываю свои незапятнанные ручки.

Понимаю ведь, что девчонка сама хочет, но позволить себе я этого не могу.

Встречусь с ней как-нибудь через годик. Может, тогда она уже расстанется со своей чертовой непорочностью с помощью другого идиота.