Где-то на периферии маячило понимание, что я нарушаю ещё один запрет — запрет на враньё, ведь я пообещала Саше, что останусь.

Но стоило вспомнить лицо Булатова, когда я упомянула этого Олега… и я уже знала, что для меня тут всё кончено.

Заплакала я только в авто, старательно пряча глаза от незнакомого водителя, которому поручили доставить меня домой. Кажется, его звали Игорем. Но он всю дорогу молчал, и за это я была ему благодарна.

Смирницкий скорбно попрощался со мной, передав конверт с зарплатой за месяц. Все купленные вещи я оставила хозяину, и не подумав их забрать, но от денег не нашла в себе сил отказаться. В этом конверте сейчас таилась моя последняя надежда.

Меня высадили у подъезда. Я затолкала подальше все свои переживания и сверилась с часами — 17:31. Обычно в это время Стас отсутствовал дома. Шлялся по каким-то только ему известным делам. Успею затащить чемодан в комнату и притвориться, что приехала погостить, приготовлю себя и мать к переезду на съёмное жильё. Завтра он опять куда-нибудь упрётся, и мы съедем. Булатовских денег хватит на пару месяцев, а там что-нибудь придумаю. Буду умолять Лилю подыскать мне что-нибудь ещё. Домой уж точно не вернусь.

Но мне не повезло. Я открыла дверь ключом, стащила сапоги в тёмной прихожей, однако добраться до своей спальни не успела. Из кухни на меня надвигался мгновенно оценивший ситуацию отчим.

Чёрные зенки вцепились в чемодан у моих ног. По рыхлой роже поползла омерзительная ухмылка:

— Што, вышвырнул тя Булатов? Быстро. Ну и славно. Щас я тя научу, как со старшими разговаривать.

И я не успела увернуться. Широченная лапища врезалась мне в висок и щёку. Я охнула и от силы удара повалилась на пол.