— Выглядело это всё… неприглядно, но уж как вышло. Дамир устал от такой жизни. Сам никогда в этом не признается, но это очевидно. К тому же у него проблемы со сном… Вот, уговариваю его обратиться к специалистам. Пока бесполезно. Не думаю, что он погладил бы меня по голове, если бы узнал, что я с вами поделился, поэтому оставим это между нами. Я просто хочу, чтобы вы знали, насколько всё серьёзно. И не винили его сверх положенного.
А вот мне казалось, что переборщить с таким в принципе не получилось бы, но я вежливо промолчала. Мне нравился Николай Павлович.
— Я понимаю. И мне очень жаль, что всё так складывается, — тихо отозвалась я, обдумывая услышанное. — Хотела бы я предложить свою помощь, но, боюсь, это без толку. Дамир Александрович ясно дал понять, чтобы я в его дела не лезла.
— Он упрям. Многое в жизни повидал. И никому не доверяет.
— Что только подтверждает мои собственные выводы, — сумрачно отозвалась я.
По всему выходило, что Булатов вынужденно и по веским причинам стал отшельником, но статус затворника только повысил его популярность. Эффект выходил противоположный тому, которого он добивался, но он ничего не мог с этим поделать.
Печальный результат для того, кому, возможно, жизненно необходимо уйти в тень, обезопасить себя, своих близких и свой бизнес.
В конце обеда Николай Павлович извинился за нелицеприятную ремарку Булатова о моём гардеробе и… с сожалением резюмировал, что приказа начальника не может ослушаться.
И мне пришлось-таки принести эту жертву — убрать подальше свои старые вещи. Через пару дней из столицы приехала стильная некто, составила мне «базовый гардероб», сняла мерки и отбыла восвояси. А спустя неделю моя гардеробная ломилась от новой одеждой. Наверное, стоило радоваться, хотя бы втайне, что в одночасье я стала обладательницей такого количества дорогущих тряпок, каких за всю свою жизнь не имела, но вместо этого я горела стыдом и гневом.
Я ему что, какая-нибудь софа или кресло из его мебельной коллекции? Не нравится, так мы его заново перетянем...
Но гнев мой быстро выдохся. Выплеснуть его по адресу я не могла — Булатов либо торчал в столице, либо в своём закрытом крыле и на глаза не показывался. Меж тем меня уже занимали другие мысли и задачи. Я планировала наши с Сашей активности и потихоньку присматривала съёмное жильё. С переездом придётся чуточку повременить — во-первых, я собиралась оплатить квартиру на пару месяцев вперёд, во-вторых, подкопить на сиделку. В новой квартире за мамой просто некому будет присматривать.
За последние две недели с хозяином дома мы пересеклись всего несколько раз. И я старалась не тратить понапрасну его драгоценное время — сразу переходила к делу, принявшись выпрашивать у него разрешение выбраться за пределы поместья.
И последний такой разговор закончился безобразной перепалкой.
Он наотрез отказывался выпускать нас на прогулку. И просто до умопомрачения меня доводил своим упрямством. Я, само собой, не сдержалась.
— Это просто уму непостижимо! Я что, ваша заложница? Я у вас в плену?
— Вы здесь по контракту! — прорычал Булатов. — Но если он вас не устраивает, катитесь ко всем чертям!
Нет, только не домой… Это даже хуже, чем жить под одной крышей с таким чудовищем.
— Ягнёночек передумал покидать адское логово? — серые глаза полыхали пламенем. — Воспитывайте Сашку. Ко мне не лезьте!
Я всем сердцем возненавидела его за прозвище, которое он мне дал. И за то, что оставался непробиваем. Булатов ясно дал понять, что не отпустил бы нас ни с телохранителем, ни с вооружённым отрядом охраны.