Преодолев коридор, демон влетел в их покои. Небрежно швырнул книгу на стол, опустился в кресло и откинулся на спинку. Лицо его осталось напряженным и бесстрастным — маска, а не лицо.

Тася осталась стоять у двери. Ей хотелось подойти, сорвать с него очки, узнать, что он думает, чувствует, как относится к этой безобразной сцене в библиотеке и к собственной матери.

Но Мэл молчал, и она молчала тоже.

— Прости, — наконец, выдавил демон. — Я не хотел, чтобы ты это видела.

— Откуда она знает обо мне?

— Андрос сказал.

— Зачем?

— Не знаю, — демон пожал плечами. — Хотел задеть ее. Или хвастался. Или просто рассуждал вслух. Я не всегда понимаю, что им движет.

“А что движет тобой?”, — хотела спросить Тася. Но вместо этого сказала:

— Сними очки.

Он криво улыбнулся и покачал головой.

— Не надо. Это будет больно.

— Сними, — она сделала шаг к своему мужчине. — Мне больно, когда я тебя не слышу.

Он вздохнул и послушался.

Да, это было больно, очень больно. Наама жила где-то в самой глубине души Мэла незаживающей страшной раной. И сейчас эта рана гноилась и нарывала.

На подкашивающихся ногах Тася подошла ближе, обхватила Мэла за плечи в попытке то ли ободрить, то ли удержаться и не упасть. Он потянул девушку на себя, усадил на колени и ткнулся лбом ей в плечо.

— Меня действительно невозможно любить, Таисия? — его голос звучал очень глухо и невыразительно, но обнимавшие ее руки напряглись, а в душе словно задрожала невидимая перетянутая струна. Мэл ждал и боялся услышать ответ.

Все, что составляло основу и суть Таси, ее природа анхелос и желание исцелять, нести утешение и надежду вспыхнуло в ответ на этот безмолвный крик о помощи. Она обвила демона руками за шею, прижалась щекой к щеке, отвечая даже не словами, а всем существом. Слова могут быть обманом, но чувства не лгут, а Мэл эмпат.

— Я не понимаю, как тебя можно не любить.

— Не верю, что ты простила меня, — так же тихо и глухо продолжал демон. — Не понимаю, как вообще можно простить все, что я делал.

— Ты ничего не делал.

Не бил, не связывал, не пугал, как Дэмиан. Не отдавал унизительных приказаний, как Раум. Напротив: заботился, помогал, утешал.

— Я принуждал тебя…

— Это было приятно, — она нежно поцеловала Мэла в щеку, предлагая перевести все в шутку, но тот упрямо продолжал гнуть свою линию.

— Ты бы согласилась спать со мной, если бы не контракт?

— Наверное нет, — со вздохом призналась Тася.

Нельзя солгать эмпату.

— Вот видишь!

— По крайней мере не сразу. Вот если бы ты поухаживал за мной немного…

Он глухо рассмеялся.

— Я никогда в жизни ни за кем не ухаживал. Не было времени и желания. Женщин, которые узнали мое имя, нет нужды уговаривать.  

— Значит, у нас бы ничего не получилось, и хорошо, что все вышло так, как вышло, — она снова попыталась перевести все в шутку, но Мэл не поддался.

— Наверное, я казался тебе этаким рыцарем на фоне Раума и Дэмиана. Меньшее из зол…

— Хватит! — она положила ладонь ему на губы, прерывая поток самоуничижения. — Перестань. Трудно любить того, кто сам себя не любит.

Он тяжело выдохнул, накрыл ее пальцы своей рукой и принялся покрывать нежными поцелуями. Горячее дыхание щекотало кожу, от осторожных прикосновений по телу бежали мурашки. Обожание, почти преклонение вспыхнули в душе Мэла, оттесняя в сторону застарелую боль и муки совести. Тася ахнула и замерла в его объятиях, вглядываясь в своего мужчину широко раскрытыми глазами.

Ему не было нужды повторять вслух: “Я люблю тебя”. Она слышала это признание каждый день, каждый раз, когда они были вместе и взгляд Мэла останавливался на ней. Любовь, восхищение, счастье с оттенком тайного страха — он до сих пор не верил, что Тася с ним. До сих пор ждал каждый день, что она захочет уйти. Ждал и боялся.