Тогда, водя только зрачками за тем, как Демид берет все на себя, я ощущала необъятные чувства к этому мужчине.

Да, ему было порой невыносимо, Злата ни в какую не засыпала у него на руках.

А он возвращал ее в кроватку с таким задумчивым и тяжелым взглядом. И подолгу смотрел. В такие моменты почему-то казалось, что он ведет с ней свою беседу.

Однако, однажды, когда он осознал, что я до тремора в руках боюсь взаимодействовать с дочерью, он шепотом сказал слова, которые я по сей день помню..

«Да. Это страшно, Ди. Она почти отняла тебя у меня.»

Даже сейчас вспоминая, слезы сами собой катятся из глаз. В то мгновение, я обняла мужа и сказала как сильно люблю и благодарна ему. А он в ответ, крепко сжав в своих объятиях, просипел, что не позволит никому встать между нами.

Однако, мы и без никого все сделали сами.

В течении нескольких месяцев, я пересилив себя и, благодаря тому, что Демид был рядом, отошла от замершего состояния.

Отголоски еще есть, несомненно. И возможно именно после этого все пошло крахом. Я стала более тревожной, Демид более закрытым, ведь дома жена в несознанке.

Усмехаюсь, качая головой и шмыгая носом.

Не знаю, мы будто потерялись в водах океана претензий друг к другу, и не хотим вылезти на остров, хотя бы, чтобы поговорить.

И кажется, что агония души из-за его действий протекает где-то далеко. Только после слов свекрови, после того, как вспоминала все то, что мы пережили, нашу любовь, то уважение и трепет с которыми мы друг к другу относились… понимаю, агония только начинается.

Я вполне трезво осознаю, что люблю этого мужчину, несмотря ни на что. Может быть кто-то меня поймёт, в моменте сложно противостоять воспаленным эмоциям. Они по своей воле уверенно занимают пьедестал.

Оглядываюсь на коляску, что стоит во дворе дома. Злата там мирно спит, а я на скамейке пускаю молчаливые слезы. Но чем больше думаю, тем сильнее рыдания рвутся наружу.

Ощущение, что я сама себя уничтожаю изнутри. И это та лихорадка, которую нужно как-то пережить, потому что лекарства просто-напросто нет.

И да, я уверена, что Демид не оставит нас на улице, даже когда узнает, что электронное заявление уже отправлено. Он не настолько низкий человек, и никогда не сможет им быть.

Если моему мужу и вскружил голову успех и власть, самое лучшее, что мы можем сделать — это договориться ради детей. Обеспечить им учебу, не терять связь, любить, каждый по-своему. И в конце концов разойтись.

Хоть и говорила, что тихо мирно не получится, но никаких подлостей я физически не смогу сделать.

И к гадалке не ходи, впереди сложный путь, порой вероятно даже невозможный. Но у меня есть те, ради кого я должна.

Поднимаю взгляд, глядя в хмурое небо.

Страшно до ужаса. Страшно остаться одной, поднимать двоих детей, страшно, что больше никогда не узнаю любви. Страшно, что так и останусь с заклеенным скотчем сердцем. Что больше счастливо просто не получится.

Это нагоняет панику и рыдания, прикрываю рот ладонями, проживая этот кошмар.

Всхлипы усиливаются и я боюсь разбудить малышку.

И пусть это адская боль. До такой степени, что будто душу вынимаю… Тем не менее, я не стану той, о которой говорила его мать.

Не смогу. Видеть человека, которого любишь и знать, что от него пахнет чужими духами. Что, на тебя он смотрит, потому что ты мать его детей. Что ты ему надоела.

Вытираю слезы, размазывая тушь.

Очевидно, мой сказочный принц уже не принц, а король. И вместе с этим, в королевы я ему не гожусь.

Пора признать, что наша история не та, о которой пишут романы, и по-человечески попрощаться друг с другом.