Хочу, чтобы он испытывал стыд, чтобы ему стало противно от самого себя.

Демид проводит рукой по волосам, резко выдыхая и напрягая челюсть.

— Не драматизируй, — высекает словами: — С Леоном я решу, — смотрит так, будто я не умею разговаривать с собственным ребенком: — Не лезь.

Горько усмехаюсь.

— Папаша года… — вырывается тихим шепотом: — Он освободится через два часа. И…Демид, подбери слова, чтобы подготовить сына к нашему разводу.

Уже двигаюсь к двери, чтобы выйти из кабинета, но он хватает меня за руку.

— Поумерь свой пыл, — чеканит прямо в лицо: — Дети не будут расти с матерью-одиночкой.

— Вот как?! — театрально удивляюсь: — Хотя, да, ты прав… У них ведь будет отец выходного дня! — противостою, как могу.

Потому что не позволю вытирать ноги, ни об себя, ни тем более касаться Леона и Златы. Не после того, как самозабвенно и бескорыстно много лет назад отдала ему душу по его же просьбе.

— И это ты так решил, не я! — выдергиваю руку.

— Я ни слова не сказал о разводе. Это все твои фантазии и желание показать, что ты все можешь? Что ты сильная женщина, и детей накормит, и дом уберет, и ужин приготовит… Хотя вот, незадача, какой в этом смысл? А? — вздергивает бровь: — Как же мамочка отдаст детей няне?! Как же передаст ведение ремонта и уборки?! — смотрю на его спектакль, роняя слезы.

Я думала, что значима и ценна для него…а оказалось…

— Вот объясни мне, ушатываться, чтобы что, Ди? Чтобы на хрен слить отношения с мужем?

Нет, то, что он считает меня виноватой, я понимала… Я и сама осознаю, что моей вины равная доля…Однако, ощущение, что в каждом слове сквозит то навязываемое чувство, которое он пытается возложить на меня сверх меры.

— Прости, Демид… — голос пропадает, а он прикрывает глаза, поджимая губы: — За то, что слишком старалась тебе соответствовать, — и это ведь чистая правда.

Фамилия Аристов стала узнаваемой только благодаря его рвению и труду. Без связей, без подкупов, чистым и беспрерывным усердием.

Я ни дня в жизни не работала, с молоду окунулась в семью и хотела, чтобы он видел , что я могу со всем справиться. Видел, что я не стану содержанкой, которая кроме как пилочки ничего в руках и не удержит.

Горькая улыбка оседает на лице, смотря в глаза любимого, но максимально чужого мне человека. Невозможно ведь в раз взять и вычеркнуть его.

Это тернистый путь, который мне еще предстоит.

— Моя вина есть, и я ее не умаляю. И за это прошу прощения, — смахиваю накопленную пелену в глазах: — Сказал бы в начале, что тебе мало одного партнера, я бы не строила иллюзий.

Он качает головой в разочарованной полуулыбке.

— Все мужчины полигамны по своей природе. Пойми уже, наконец. Мне нужна рядом женщина…Жен-щи-на. А не робот, вырабатывающийся молоко, у которого запрограммированы две версии: быть матерью-наседкой, и быть… — замолкает с глухим рыком.

Обидно? До скрежета зубов.

Вызывает ли это гнев? Сейчас отчего-то нет.

Хочу ли я забыть все, что было связано с ним? Так отчаянно, что кажется не смогу дышать, если не сделаю.

Начисто удалить, оставив лишь прекрасных детей, что нам удалось сотворить. Пожалуй, это единственное, что мы смогли сделать в этой жизни.

— Говори, не замалчивай… — шепчу, понимая, что все то, что у нас копится друг на друга рано или поздно рванет.

Он чертыхается, вскидывая взгляд к потолку.

— Я не хотел, Ди, чтобы все так вышло. Я просто…— не договаривает, скрывая истинные чувства и объяснения, возвращая маску беспринципного бизнесмена: — Оставлять Леона я не намерен, поэтому…развода не будет. А ты смиришься с тем, что нам придется терпеть друг друга в этом доме.