— Да. Ушёл бы. Ты же очень молодая, красивая…

Она протестующе покачала головой:

— Мне тридцать. Почти…

— А я старый. Справлюсь ли?

— Ты ещё не попробовал, а уже…

И в её голосе он услышал решимость, надежду и даже возможные слёзы. Он взял её за руку и спросил:

— Куда идти?

Уже в кровати она почему-то спросила:

— А в твоей повозке правда холодно?

— Тепло. Но здесь, похоже, будет жарко. Детей не разбудим?

— Они крепко спят, Тир...

***

По привычке Тирок, едва проснувшись, открыл глаза. Как и любой караванщик, он ожидал увидеть перед собой всё, что угодно, вплоть до широкой улыбки хохотуна, но… Не лицо ребёнка.

Мальчик лет шести внимательно смотрел на Тирока. И пока он соображал, что бы такое сказать, мальчишка очень серьёзно спросил:

— Ты наш папа?

И для Тирока всё встало на свои места.

— Ты сам догадался. Мама устала и ей надо поспать. Я оденусь и приду.

Мальчик кивнул и выбежал из комнаты. Пока Тирок одевался, он слышал громкий шёпот детей:

— Я тебе говорил! Это папа!

— Наш папа? Плавда?

Тирок осторожно коснулся пальцем голого плеча Ринлики и укрыл его одеялом.

— Так не бывает, Рин, — тихо произнёс Тирок. — А значит, так и будет.

Едва выйдя из спальни, он строго спросил:

— Умывались? Пошли.

А Ринлика не спала. Она улыбалась, а из глаз её текли слёзы. И ничего с этим она поделать не могла.

Когда Тирок и дети вернулись, он уже называл их по именам, а они делились с ним своими секретами.

— Нук хотела есть, и мы заглянули под покрывало на столе! А там всего много!

— А в колзинке пусто, — печально сказала Нуклара. — Мы не тлонули сыл и взяли по одной маленькой булочке…

— А в них такое сладкое и вкусное!

— Вы взяли пирожные? — строго спросил Тирок.

Щебет детей мгновенно смолк, а Ринлика напряглась, приготовилась вскочить на ноги, бежать, защищать…

— Как вы могли? Мар? Нука? Нельзя пирожные есть по одному! Только сразу два! Или три. Все знают, что иначе вкуса не почувствуешь. Быстро за стол! И тихо…

Ринлика встала с кровати минут через пять. В комнате она увидела сидящих за столом детей и довольного Тирока, подсовывающего Мароксу и Нукларе кусочки сыра и сладкие булочки.

— Разбудили мы тебя… — вздохнул Тирок.

— Мама! Папа приехал!

— И сыл пливёз! И вкусняшки!

Она хотела сказать, что знает, но голос подвёл, губы задрожали, а глаза наполнились слезами. Тирок метнулся к ней, обнял, заслонил от детей.

— Я вернулся, Рин. Без обмана. Всё хорошо.

— Я знаю… — наконец-то выдавила она из себя. Всхлипнула и спросила: — Ты пойдёшь со мной к Озеру?

— Если надо… Но сначала ты позавтракаешь! А дети нас подождут и будут вести себя хорошо! Так ведь?

— Да! — подтвердил Марокс. — Только у меня удочка сломалась!

— А у меня кукла лассыпалась, — пожаловалась Нуклара. — Велёвочки полвались, и вся сухая трава лассыпалась…

— С удочкой разберёмся, — заверил Тирок. — А кукла… Я не умею, Нук. Придётся на рынке покупать.

— Где? — в унисон спросили дети.

— Увидите, — расплылся в улыбке Тирок.

***

В нескольких метрах от берега Озера Снов Ринлика вдруг остановила Тирока.

— Тир… Я боюсь…

— Чего нам бояться?

— А вдруг Великий О-О скажет, что это не ты?

— Как это — не я?

Ринлика всхлипнула и заговорила быстро, сбивчиво:

— Когда муж пропал в Пустоши, я пошла к Озеру. И Великий О-О сказал, что прошлого уже нет, а я должна ждать… Что придёт чужой человек и станет мне самым родным… Но он не сказал, когда придёт… Больше я к Озеру не ходила — не поверила. И я боюсь… Но я тебя прошу, Тир… Если он скажет нет, то хоть ещё один раз меня…

— Не выйдет, Рин, — прервал он её.

— Понимаю… — кивнула она и всхлипнула.