– Гляди, и артиллерия, и обозы, чин чином идут… – говорил между тем Сергей Петрович. – Экой змеей растянулись! Не менее пятнадцати тысяч народу, и что же из сего следует? А?
Мач, естественно, не знал.
– Армия господина Бонапарта припасов с собой не возит, – объяснил гусар. – А кормить-то такую прорву надо? Значит, ждите фуражиров!
– Кого? – за этот день Мач столько незнакомых слов услышал и непонятным образом вспомнил, что несколько от них ошалел.
– Ну, как бы тебе объяснить… Вот в нашей армии есть обоз, есть полковые кухни. А у них, скажем так, кухни есть, а в котел-то положить и нечего. Выходит, посылают дюжину солдат с капралом или еще кем-то из младших чинов, с оружием, с мешками, с телегой. Идут они недалеко – до ближней деревни. Найдут помещика – хорошо, не найдут – и так возьмут съестного, сколько им надо. Круп там для каши, поросят, кур, понимаешь? – доходчиво втолковывал гусар. – А коли деревенька маленькая, могут и все подчистую вывезти, тем армия господина Бонапарта славится… Гляди, как бы до твоих не добрались!
– Ну, они, наверно, помещичьих имений трогать не станут, – нерешительно сказал Мач, – они, наверно, по государственным имениям пойдут… У нас тут государственных много.
– Больно они разбирают… – буркнул гусар.
– Не беда, – решил парень. – Попросят – дадим. Они же нас освобождать пришли…
Сказал – и испугался. Вовсе незачем было гусару знать, что на самом деле крестьяне ждут его врага Бонапарта с великими надеждами. Но Сергей Петрович, видно, не понял, что Мач имел в виду.
– От хлеба они вас освободят, – хмуро сказал он. – И от скотины. А если задержатся подольше – то и от лошадей.
– Французы? – ушам своим не поверил Мач.
– Может, и французы. Но, скорее всего, пруссаки. Ну, глянем-ка, где у нас солнышко… Ага! Ну что же, к Риге нам пока все равно дороги нет. Чего доброго напоремся на прусских фланкеров, они же один Бог знает какими путями колонны сопровождают… Стало быть, будем мы пробиваться… на восток! В направлении Двинска.
Но и в Двинск они тоже не попали.
Навстречу им по лесной дороге принесся стук копыт.
– Один человек скачет, – сказал Мач. – Сумасшедший какой-то – по лесной дороге и галопом. На хорошем коне.
– Точно определил, – заметил Сергей Петрович. – А кто, по-твоему, может в одиночку нестись лесом в военное время?
– Мач пожал плечами.
– Курьер! – торжествующе провозгласил гусар. – Только любопытно, чей. Ну-ка…
Он снабдил парня одним из своих пистолетов, и оба забрались в орешник – стали в засаду.
Расчет гусара был прост – если это русский, то выведет к своим, а если враг – то хоть, вдохновленный пистолетными дулами, изложит боевую обстановку…
Расчет Мача был несколько туманнее. Если прискачет русский курьер – пусть гусар разбирается с ним, как знает. Если француз – то, видимо, нужно будет освобождать от гусара этого освободителя… А если пруссак – и вовсе неизвестно, как быть. Наезжали в имение к господину барону его прусские родственники, охотились, поля потоптали, и потому Мач к ним никакой нежности не питал.
– Не наш… – шепнул гусар Мачу, едва заметив всадника в незнакомом мундире, и резко приказал: – Навпереймы!..
Неприятель налетел на Мачатыня, которого Сергей Петрович буквально выпихнул из кустов. Гнедой вскинулся на дыбки, загородил дорогу.
Впервые в жизни Мач испытал настоящий страх – всадник ловко выхватил пистолет, и длинный этот пистолет вмиг составил продолжение руки всадника, и дуло почти уперлось в грудь парня.
Казалось бы, еще мгновение осталось до смертельного выстрела – хотя всадник и видел, что перед ним всего-навсего перепуганный крестьянский мальчишка на низкорослом коньке, рука готова была сделать свое привычное дело, тем более – приказ начальства обязывал его, всадника, прокладывать себе дорогу любыми средствами.