Пешком поднимаюсь на этаж и звоню в дверь. Слушаю переливчатую трель звонка, но в ответ – тишина. А вот это уже ненормально. Звоню ещё раз. Бросаю взгляд на часы, чуть ли не скрипя зубами. Да-да! Кто-то слишком долго спал! Снова достаю телефон и нажимаю вызов. Слушаю длинные гудки и уже решаю сбросить, как идёт соединение.

– Бабуль, привет! А ты где?

– Святослав, неужто ты?

– Я, ба.

– Вот это да! Ты даже вспомнил, что у тебя есть бабушка?

Ну вот, началось…

– Да я никогда и не забывал. Работаю, ба. Ты же знаешь, что времени не хватает. Но ты не ответила на мой вопрос. Ты не дома?

– Нет, Святушка, не дома, – вздыхает, заставляя меня напрячься.

Будет «здорово», если она в больнице, а отец ни сном ни духом. Да и я тоже хорош, что не мог до сих пор позвонить. Вот они угрызения совести! Здравствуйте!

– Ба, что случилось?

– У меня всё хорошо, – отвечает, и я выдыхаю. – Я у Надежды. Подруга моя. Может, помнишь? Должен помнить.

Бабу Надю я помню. Она часто бывала у бабули и всегда играла со мной, когда я был маленький. Весёлая, никогда неунывающая миниатюрная женщина с лучистыми глазами и задорной улыбкой.

– Рак у неё. Вот я и решила, что последние денёчки рядом побуду.

Со смертью я сталкиваюсь не каждый день, но довольно часто. Работа такая. Но чтобы вот так, смотреть человеку в глаза, знать, что его скоро не станет, что, возможно, это последний раз, когда ты его видишь, но при этом не показывать своих чувств… Это сложно. Нужно обладать большой силой духа, чтобы выдержать. Я бы не смог.

– Ба, я не знаю, что сказать.

– А что тут скажешь. Это жизнь. И мы её прожили. Ты как?

– Да я проездом. Думал, забежать.

Решаю, не говорить, что стою под её дверью, чтобы не расстраивать.

– Ой, как жаль, что так получилось. Так хотелось бы на тебя посмотреть. Ты долго пробудешь?

– Нет, ба. Сегодня улетаю. Но, думаю, что приеду ещё. Так что увидимся. Не переживай. Люблю тебя.

Даю себе слово, что в следующий раз первым делом я приеду сюда.

***

– Ну, рассказывай! – Семён откидывается на спинку рабочего кресла, скрещивает кисти в замок и закидывает руки за голову, всем своим видом показывая, что готов внимать каждому слову.

– Нечего рассказывать. Всё здесь, – бросаю на стол папку.

– Свят, ты чего такой нервный приехал? Молодая мачеха плохо готовит? – ржёт Веронский.

– Миха, – взглядом предупреждаю, что меня сегодня лучше не трогать. А особенно не стоит напоминать мне про мачеху. Иначе рванёт так, что мало не покажется.

До сих пор ощущаю вкус дерьма, что дал этой суке шанс, которого она не заслуживает.

Отдаю парням отчёты и хочу выйти.

– Я не понял, это что? – Семён смотрит на распечатанные листы, как на заморскую жабу. – Ещё и раскрашивал, – замечает мои цветные пометки, бегло просматривая листы. – А магнитик где?

– Это вместо магнитика, – отвечаю однофамильцу Деда Мороза.

– Мы так не договаривались, – корчит из себя обиженного. – Я дочке магнитик обещал. С ямальским медведем.

– Сёмыч, не нагнетай. Будет твоей дочке магнитик, но чуть позже.

– Вот это ты сам будешь ей объяснять. Ты куда?

– В лабораторию.

– Зачем?

– Надо мне. Я быстро. Вернусь и это, – показываю на отчёт, – обсудим.

Широкими шагами иду в лабораторию.

– Доброго утра, – приветствую Еву, хотя надеялся застать Петра.

– Святослав Андреевич, – расплывается в широкой улыбке. – И прям утро доброе. Вы уже вернулись?

Нет, блин! Это не я, а фантом!

– Ева, не в службу, а в дружбу…

– Для вас всё, что угодно, Святослав Андреевич. Не сильно нарушая законодательство, разумеется.

– Нарушать ничего не придётся. – Кладу перед Евой пакетик с пятитысячными купюрами.