Я вижу Самару. В длинной белой ночнушке с рукавами и с распущенными волосами. Она сердито шипит на не менее обозленного ее внезапным появлением охранника:

— Наур, ты же знаешь — хозяин категорически против любовных отношений в своем доме между персоналом.

Любовных?! Да она издевается! Протестующе мычу, намекаю служанке о беде. Наур отстраняется, но все еще удерживает мой рот.

— Не рассказывай ему, Самара.

— А если Богдану Александровичу вздумается посмотреть камеры, и он узнает, что я тут была? Нет уж. Не волнуйся, Наур, я найду способ, как правильно преподнести информацию господину Царёву…

Со скрипом женщина прикрывает за собой дверь и удаляется. До жути напуганная я плачу и терплю ладонь Наура на лице, второй рукой охранник смахивает слезу с моей щеки и, то ли простонав, то ли прорычав, разъяренно отпускает хватку и встает с кровати.

— Мы еще увидимся, Лер-ра… — не оборачиваясь, шепчет, выходит прочь и скрывается за дверью.

Как в бреду подскакиваю следом, в голове гудит, сердце изматывающе саднит в груди. Я проворачиваю ключик в замке и валюсь на пол, берусь за голову, но снова поднимаюсь. Душа пылает и требует справедливости.

Осторожно распахиваю дверь, выглядываю наружу. На свой страх и риск крадусь по опустевшему коридору к лестнице и спускаюсь на этаж ниже. Ничего не соображаю, ноги сами ведут к заветной двери в спальню Богдана, и мне все равно, что уже два часа ночи. У нее замираю и прислоняюсь лбом к поверхности, дальше ступить не могу. Прислушиваюсь к тишине.

И только богу известно, как сейчас мне хочется толкнуть эту дверь, броситься к хозяину дома на шею и попросить защиты. Чтобы Царёв обнял меня и успокоил, сказал, что со всем разберется. Покарал обидчика.

Но меня будто парализует, потому что вспоминаю о невесте Богдана. Инна наверняка сейчас с ним, и им замечательно вместе.

Я просто нянька. И все, что от меня требуется — ухаживать за ребенком, зарабатывая на оплату долгов родителей. Оказывается, очень больно падать с небес на землю, и боль эта вовсе не физическая.

Разворачиваюсь, плетусь обратно в комнату. Я должна быть сильной.

***

Я поспала самую малость.

После душа наношу на бедро мазь, достаю из брошенного, как собаке, пакета свою новую форму — ни свет ни заря Самара уже была у меня в гостях. Швырнула пакет и объявила, что могу приступать к обязанностям, если травма не беспокоит. Деловито пискнула, что Богдан Александрович уехал в офис, а Инна еще в опочивальне. И мне следует ходить на цырлах, дабы не разбудить госпожу.

Помимо служанки и Наура, на третьем этаже в комнатах живут уборщицы, повара, другие охранники, дед-садовник. Но они настолько невзрачные личности, что упоминать их смысла не вижу.

Мысленно посылаю Самару ко всем чертям, надеваю форму. Льняное темно-синее платье ниже колен. С закрытым воротником и рукавами. У зеркальца расчесываю волосы и не радуюсь отражению. Кругам и припухлостям под глазами. Собираю тугую шишку и не пользуюсь косметикой — по распоряжению Инны. Табу. Разукрашиваться Примадонной, здесь позволено лишь ей.

Когда-нибудь я найду время и все же разберу чемодан, а пока достаю чистые балетки на плоской подошве, обуваюсь.

В семь сорок пять сижу в столовой для слуг, выпиваю чашку крепкого кофе — еда этим утром мне поперек горла. Наур намного раньше покинул дом, принял пост на территории. И это умиротворяет мою искалеченную душу.

Ровно в восемь, как и указано в контракте, я спускаюсь на второй этаж и, никого не замечая, прямиком направляюсь в детскую. Кажется, после ночи даже самая невзрачная домработница пялится на меня с осуждением.