— Перелома нет?

— Ну что вы, душенька, не переживайте. Переломы и трещины уже бы проявились иначе.

С облегчением утыкаюсь лицом в подушку, однако даже седой врач заметил, как вскоре сжалась моя попа от брошенной фразы:

— Точно нет перелома?

— Точно, Богдан Александрович. Побежит ваша работница, да еще как!

Ох… Простите, уже сейчас бы убежала. Только бы не возлежать со своими хлопковыми трусами с рисунком поросячьих морд. Это самые отвратительные трусы, которые могло придумать человечество, но такие удобные.

Мне все равно на доктора, что преспокойненько достает из чемодана шприц и ампулу. Я горю, краснею, видя, как Царёв навис над нами и внимательно контролирует. Он оценивает по достоинству мои дурацкие трусы и еле сдерживает улыбку.

— Укола испугались, душенька? — спрашивает милосердный врач и вводит иглу в ягодицу, впрыскивает препарат. Даже ответить не в состоянии, крепко-крепко стискиваю зубы и хочу, чтобы все поскорее закончилось. Царев, спрятав руки за спину, вгоняет меня в краску, непринужденно беседуя с врачом.

— Душенька сохраняйте позу в течение трех минут, я наложил вам бинт с антисептиком.

Доктор поднимается с моей кровати и застегивает чемоданчик.

— Благодарю, Олег Степанович, всегда нас выручаете, — с ним-то Богдан почтителен и жмет руку. — Самара вас проводит и рассчитается.

Оборачиваюсь, выглядываю из-за мужчин. И эта здесь. Конечно. Слилась с дверным косяком и подслушивает. Вездесущая. Самаре не хочется оставлять нас с Богданом в комнате, но она послушно исполняет приказ и сопровождает врача к выходу.

Не дожидаясь положенных минут, суетливо натягиваю джинсы, едва доктор скрывается из вида. Растерянно смотрю, как Богдан садится на постель — не лицом ко мне, а спиной.

Отползаю в сторону и, подобрав под себя ноги, вижу, что Царёв сосредоточен, задумчиво прожигает глазами стену напротив, крепко соединяет пальцы в замок. Молчит. На четвереньках подползаю ближе к господину, взяв смелость попросить аванс на шторы.

— Богдан Александрович…

Шепчу, но не успеваю закончить фразу — слишком быстро Царёв реагирует на мой голос. Рукой обхватывает меня сзади за шею и резко подтягивает к себе. Сталкивает лбами. Чтобы не упасть, придерживаюсь за плечи Богдана. Ничтожные миллиметры разделяют наши губы. Я дрожу, а в Богдане, кажется, начинает разгораться пламя. Улавливаю вибрации его дыхания, аромат. Медленно скольжу ладонью по сильным плечам Царёва, поглаживаю, касаюсь щеки, трепет порывами бьет в груди и…

Богдан позволяет дотронуться его волос, позволяет зарыться в них, словно я вовсе не нянька. Я чувствую, как мужские объятия спускаются ниже к талии.

— Зачем вы это делаете?..

Снова шепчу, когда наши губы едва соприкасаются.

— Действительно…

Богдан отпускает меня и больше не смотрит. Быстро встает с кровати и, не оборачиваясь, идет к двери, открывает полотно.

— …Сегодня отдыхайте, Валерия Михайловна. Завтра утром, если будет лучше, приступайте к обязанностям. Самара выдаст вам перечень.

И след Царёва простывает.

Я падаю ниц на матрас, как парализованная, и изучаю матовый натяжной потолок. Голову кружит, слабо моргаю. Колотиться должна, но препарат в крови действует усыпляюще. Я открываю глаза, когда в комнате уже темно.

Шатко крадусь из спальни по нужде, умываюсь, в кухне для слуг я нахожу печенье. Перекусываю, запивая водой. Третий этаж пуст, даже Самары нет. Собираюсь возвращаться, как внизу раздается незнакомый женский голос. Громкий. Звонкий.

Отодвигая задницей стул, на цыпочках двигаюсь из кухни к лестнице, спускаюсь на этаж и прячусь за колонной.