Наспех глотнули чаю, съели по куску хлеба с вареньем, оделись, взяли сумки с вещами – и на пороге застыли.
– А ключи? – спросил Дымчик. – Ключи-то она не оставила.
– А что тут воровать? Да и вряд ли здесь у соседей воруют. Хотя кто их знает, эту публику.
– А шуба, Лиз? Мне что, ее обратно тащить? Потом тайком на вешалку у дяди вешать?
– Сам виноват. Идиотская затея, я сразу сказала! И шубу спереть, и сюда притащить. И ей подарить! Глупость какая!
– Да пропади она пропадом! – Он пинком загнал сумку в угол комнаты. – Все, валим отсюда!
На улице было холодно, но ветер стих, усердно наметав новые горы снега.
Лиза поежилась: бррр! Как можно здесь жить? Как можно к этому привыкнуть?
Мела поземка, дороги были не чищены (да и вряд ли их чистят), и они с трудом доползли до центральной, проезжей.
Голосовали, но машин было мало, а проезжающие не останавливались.
– Дымчик, мы здесь околеем!
– На полу не околели, так здесь дуба дадим, – кивнул он. – Вот ведь попали!
Наконец притормозил небольшой крытый грузовичок, и они забрались в кузов.
В здании вокзала было тепло, и, выпив чаю и съев по холодной и твердой как камень котлете, слегка отогрелись.
Знакомая буфетчица – все та же Красная Шапка – смотрела на них с подозрением и наконец не выдержала.
– Что так коротко погостили? – спросила она. – Плохо приняли?
– Нормально, – ответила Лиза. – Просто надо домой. Вы не в курсе, когда первый на Москву?
– Лильку ждите, – бросила буфетчица, – кассиршу. Скоро придет. Сына побегла кормить, он у нее болеет. Покормит и придет. Но первый, кажется, пятичасовой. Тот, что с остановкой.
Сели на деревянные неудобные стулья, взялись за руки и… уснули.
Разбудила их буфетчица.
– Эй, народ! – тормошила она их за плечи. – Просыпайтесь! Лилька пришла. Бегите за билетами, а то тут и останетесь. Тоже мне, спят как младенцы!
9
Билеты были только в общий, но они обрадовались и этому. Неужели скоро они будут дома, в Москве? Здесь, в этом ужасном поселке, в зачуханном буфете с немытыми окнами, провонявшем селедкой и тошнотворным кофе, в это не верилось.
Поверилось в поезде, когда они, держась за руки, улеглись на верхних полках напротив друг друга.
Снизу на них неодобрительно смотрели попутчики – по виду семейная пара.
– Чудики, – шепнула тетка мужу. – Странные какие-то.
Муж повел плечом.
– А чего странного? Просто молодые…
Попутчики почти без передышки жевали. Аппетитно ломали пресловутую жареную курочку, лущили отварные яйца, крупно резали пахнувшую чесноком колбасу. Дымчик глотал слюну и бросал жалобные взгляды на Лизу. Ей тоже хотелось есть, но с собой была только захваченная из Москвы пачка печенья и шоколадка «Аленка» – купить в буфете что-нибудь с собой, тех же бутербродов, не сообразили.
От печенья с шоколадкой есть захотелось еще сильнее.
Лиза, свесившись с полки, поинтересовалась, есть ли в поезде ресторан или хотя бы буфет.
– Мы не знаем, – недобро фыркнула тетка и с вызовом добавила: – Лично у нас все с собой! Свое, домашнее! Мы по общепитам не ходим!
Муж осуждающе посмотрел на нее, помотал головой и задрал кверху голову.
– Проголодались, ребята?
– Угу! – бросил грустный Дымчик. – Да и вы способствуете! То котлетами воняете, то колбасой!
Лиза занервничала, что назревает скандал.
Но нет, скандала не случилось. Муж захохотал, а после его воспоминаний («Тонь! А как мы, молодыми? Помнишь, из Севастополя ехали и жрать хотелось… А денег не было – все прогуляли!») – разжалобилась и недобрая тетка.
Вспомнила былое счастье, даже глаза увлажнились, – и принялась угощать молодежь. Положила на газету два яйца, два здоровенных, с ладонь, пирожка, оставшуюся котлету и куриную лапу. Представилась Тоней. Муж оказался Петровичем.