Эйну медленно кивает.

— Да. Пока вы связаны Драконьим богом.

— То есть…

— То есть пока кто-то из вас не умрет, — произносит она, слегка поморщившись, будто ее это царапнуло. — Или маг не лишится магии. Тогда тебе просто нечего будет отражать, и ты станешь свободна.

Я вздыхаю, запрокидываю голову и пытаюсь все это уложить в голове.

— Так, — я чуть еложу на табурете и, отодвинув от себя тарелку, облокачиваюсь на стол. — Зачем мне, то есть зеркалу, вообще что-то отражать?

Эйну сочувственно улыбается, видимо, понимая, что у меня все еще куча вопросов.

— Понимаешь, когда темные маги используют магию, она просто утекает в мир и становится частью общего потока. Это как ручеек впадает в реку. Но маг слабее становится, а восстанавливается потом очень медленно, — заметно, что старушка ищет слова, чтобы объяснить это мне. — Поэтому Драконий бог каждому сильному магу дарует ту, что может возвращать этот поток обратно. Пару. Магическую жену, с которой связывают в храме.

Так. То есть я все-таки такой нужный в хозяйстве предмет. Ну, собственно, тогда понятно, что с моими интересами можно было и не считаться.

— Но, получается, если есть магическая жена, то…

— Да. Есть та, с которой маг создает семью, — кратко и жестко произносит Эйну. — Ну да хватит. Если еще не передумала, давай проведем обряд, чтобы оттянуть момент, когда тебя найдет маг.

На миг кажется, что в глазах старушки мелькают слезы, но мне непонятно, то ли я придумала их, то ли эта тема действительно болезненна для нее.

— Убери все со стола вон в ту лохань, потом помоешь, — она показывает своим крючковатым, не до конца разгибающимся пальцем в угол у печки. — Да очисти стол, нам нужно будет место.

Поправив на своих плечах шаль, Эйну скрывается за занавеской.

Я послушно собираю посуду и кладу ее в воду в круглой деревянной, потемневшей от времени лохани.

От печки жарко, но жар очень уютный, ласковый, как будто ручной. Задумываюсь, глядя на то, как интересно падает солнечный свет из окна комнаты на дощатый пол, обрисовывая тенью очертания цветка на подоконнике.

То есть у ора Файра есть настоящая жена? Это она кинулась к нему на шею? Но что-то я не видела у мага особой радости от встречи. Интересно, хоть одну из своих жен он любит? Души у нас созвучны. Хах. Есть ли вообще у него душа?

Собираю хлеб в плетеную корзинку и маленькой метелкой сметаю в совочек крошки.

— На-ка постели это, — подает мне Эйну холщовую серую скатерть.

Я расправляю ее на столе, разглаживая грубоватую, чуть шершавую на ощупь ткань. Скатерть местами заштопана, а местами изрядно истончилась. Но пахнет свежим мылом и немного лавандой.

— Ох, — старушка с трудом тащит то самое зеркало, в которое я смотрелась.

Кидаюсь ей помочь, но она одергивает меня:

— Погоди, не трогай, — Эйну кладет зеркало на стол и отодвигает его на середину. — Лучше подай муку.

Я не сразу, но нахожу мешок, зачерпываю совком горсть и отношу старушке. Она берет своими узловатыми пальцами пригоршню, сжимает в кулаке и, пуская муку тонкой нитью, вырисовывает вокруг зеркала замысловатые символы, что-то шепча себе под нос.

Ее движения точные и выверенные, а получающиеся знаки такие красивые, словно она всю жизнь их только и рисовала. Зачарованно смотрю за процессом и поднимаю глаза только тогда, когда сухая ладонь обхватывает мое запястье.

— Как твое имя, пришлая? — строго спрашивает Эйну.

— Я не…

— Имя! — повышает голос старушка.

— Альвия, — выдыхаю я.

После этого она резко прижимает мою ладонь к зеркалу, и оно разлетается в дребезги.