— Конечно, — подозрительно быстро соглашается муж. — Ты главное не паникуй. И не лезь в драку. Клянусь, я сделаю всё, чтобы разобраться с долгами. Я найду деньги... Обещаю! А пока, слушайся их и делай, что они просят.

— Ты сейчас о чём? — осторожно уточняю я.

— О том, что это страшные и очень опасные люди…

Аж зубами скриплю:

— Знаю, милый. Это не ты, а я в плену… Но будет ещё хуже, потому что этот гад требует, чтобы я работала на него, пока мы не погасим долг. И как по мне, это самое что ни на есть РАБСТВО!

— К-какой гад? — запинается на слове Рома.

Я зло перевожу взгляд на Дмитриадиса.

Руки на груди, взгляд — раздражающе безразличный.

Костас смотрит на меня, словно господин, верующий в свою власть и безнаказанность.

— Дмитриадис, — чеканю, напрочь забыв, что его муж не видит нас, и тем более, не в курсе нашего с Костасом разговора.

— Костас Дмитриадис… — с ещё большим неверием уточняет Рома.

— Он самый! — цежу сквозь зубы.

— Надеюсь, он не рядом, — продолжает блеять муж. — Иначе за твой язык…

— Ром, заканчивай трястись как заяц. Будь мужиком! Налажал — отвечай! — рычу зло. — И раз угодил на больничную койку, у тебя есть время, вот и подумай, как меня отсюда вытащить.

— Д-да, конечно, только я не знаю... Я уже обзвонил всех знакомых, — убито роняет муж. — И заявки по банкам разослал, — опять мнётся.

— И? — не выдерживаю напряжения. — Сколько соберётся?

— Ник, ты главное не нервничай, — муж снова крякает через большие паузы. — Я и на это не рассчитывал…

— Сколько! — рявкаю в трубку.

Рома называет сумму. Вроде неплохую, но, в соотношении с долгом, смехотворную.

— Это всё? — выдыхаю я. — Это… едва ли половина! — кучкую мысли, соображая, что ещё предложить. — Машина… продай машину. Костик Ерёмкин хотел купить, — тотчас нахожусь.

— Но она на тебе…

— Я доверенность напишу. И... и… от моего имени к Габрилян сходи. Процент может запросить, но я лучше ему буду должна, чем этим, — давясь желчью, выплёвываю негодование. — В общем, думай, Ром! И срочно! В конце концов ты гулял, тебе и напрягаться! — заключаю гневно.

— Ник, молю, будь умной и послушной девочкой, не раздражай Дмитриадиса. Делай всё, что он говорит, иначе… Он беспощаден и беспринципен к врагам и должникам.

— Ты мне об этом расскажи?! — меня аж перекашивает от негодования.

— Я не хотел…

— Об этом сожалеть поздно, а думать было нужно раньше. Сейчас мы вляпались по твоей вине. Так что деньги ищи и меня отсюда вызволяй! — не собираюсь желать нежную психику благоверного.

— Ни-и-ик, — тянет обречённо Рома. — Ты же не собираешься?..

Этих секунд хватает, чтобы перевести дух и мысленно поостынуть:

— Нет, Ром. Глупить не собираюсь, я жить хочу... И жить — невредимой! Так что пока ты деньги ищешь, я… побуду тут на их условиях, обещаю.

Но на Костаса смотрю в упор. Играть на его нервах не собираюсь, но и смирённой овечкой пресмыкаться не стану. Между нами война! Холодная и молчаливая. Это война взглядов. Характеров.

И, видит бог, я не привыкла проигрывать!

— Я буду очень… очень послушной девочкой, — поясняю мысль.

Дмитриадис если и понимает мой воинственный посыл, отвечает тем же безразличием:

— Что ж, — не дав договорить с мужем, сбрасывает звонок.

Телефон небрежно сдвигает в сторону:

— Убедилась, что твой муж жив?

— Да, — откидываюсь на спинку стула, не отводя глаз от Костаса. — Я слушаю… Какие варианты для меня у тебя есть?

— Работа. Несколько вакансий на выбор.

— А зарплата соответствующая? — скептически уточняю я.

— Выше среднего, Никита…

— Настолько «выше», что смогу в кратчайшие сроки погасить весь долг?