— Понятно, — вздыхает профессор. — Ты понимаешь, что после того, как нынешний жених от тебя откажется, опекуны найдут тебе нового?

— Да, но надеюсь, это случиться не скоро, — делюсь мыслями я.

От неожиданных откровений совершенно не по себе. Чувство ровно такое же неуютное, как в тот раз, когда на мне испарялось платье.

— И что ты будешь делать, когда это случится? — задает он новый вопрос и опять смотрит куда угодно, но не на меня.

— Не знаю, — жму плечами. — Из дома сбегу.

— Давай договоримся, — вот теперь его взгляд обращен ко мне. Такой напористый, что хочется потупить глаза, но не смею даже моргать. — Если что-то подобное снова случиться, ты не будешь себе вредить, а придешь ко мне и все расскажешь.

— К вам?

— Ко мне, — кивает он, а взгляд пробирается все глубже. — Я не дам тебя в обиду.

Не знаю почему, но я верю ему. И от этого мое лицо предательски краснеет.

— П-почему вы так добры со мной? — спрашиваю я, с трудом справляясь со смущением, но мужчина улыбается, вместо того, чтобы ответить.

— Я обязательно тебе расскажу. Потом.

— Когда? — нетерпение соскальзывает с моего языка, и профессор опять улыбается.

— После твоего выпуска, — сообщает он.

Ну вот! Заинтриговал по самое “не балуй”.

— Дай слово, что обратишься ко мне, если кто-то будет тебя принуждать.

— Обещаю, — шепчу я, потупив глаза, и прощаюсь. Покидаю кабинет под его пристальным взглядом, значение которого никак не могу понять, но сердце отчего-то ликует.

Нет, Элла. Не позволяй себе мечтать! Будет больно!

Ага, сердце так и послушало. Целый день, улыбаюсь, как глупая, вспоминая минуты в лаборатории профессора Саласа. Лечу в дом тетушки и дяди словно окрыленная. Ни копоть камина, который нужно почистить, ни гора белья, которую нужно перестирать, сегодня меня не огорчают. И засыпаю я тоже с улыбкой.

— Подъем! — доносится сквозь пелену грозный голос Ингрид. Она распахивает плотные занавески, и в глаза бьет яркий свет.

— Я проспала? — пугаюсь я, глядя в окно. Нет.

— Бегом умываться. Вот-вот привезут платье.

— Платье? — не понимаю я.

— Помолвка, Элла! Помолвка! — серчает Ингрид.

Как? Арон ее не отменил?!

Погодите! Даже если не отменил, то она должна быть завтра!

— Завтра же, — только и выдавливаю я из себя.

— Эшеры решили, что сегодня.

Умываю лицо ледяной водой, надеясь, что все это дурной сон, но нет. Ингрид уже тарабанит в дверь ванной, подгоняя меня.

Едва выхожу, как на пороге моей комнаты вырисовываются две незнакомые женщины с тяжелыми чемоданами. Они брезгливо оглядывают мою обитель и просят у Ингрид помещение побольше.

Спустя какое-то время на мне уже затягивают тугой корсет третьего по счету платья в покоях самой тетушки. Ингрид спорит с женщинами, какой наряд лучше, напрочь игнорируя идею спросить у меня, в чем мне хочется идти.

А в чем мне хочется? В атласном небесно-голубом с переливающейся вуалью? В лиловом, как рассвет? Или в золотистом, как предзакатное солнце?

Да ни в каком! И никуда!

— Просто остановите это все! — хочу прокричать я, сжимая пальцы в кулаки, но держусь.

Еще ведь есть время. Арон еще может все отменить. Он ведь не идиот связывать свою жизнь со мной, когда нашел девушку с портрета. Он ведь ее не для того искал, чтобы за ручки подержаться? На ней пусть и женится!

В конце концов, дамы выбирают лиловое, из-за чего мне вновь приходится переодеться. Следом за платьем женщины приступают к украшениям, и я чуть ли не со слезами умоляю их не трогать мою подвеску.

Ингрид закатывает глаза, но разрешает оставить. Вовсе не из жалости ко мне, а потому что одна из дам говорит, что мне это украшение к лицу и образ дополняет.