— Она на бюджете. Она талантлива.

— У нас на бюджете поталантливее будут. С чего вдруг ей в Рериха захотелось? О, да… Знаю одного мальчика, которому в Иркутске тесно было. И девочку знаю, Алену, которая обратно после учебы в Театральном уехала…

На футболке у него пропечатан «пис-энд-лав», пацифистский значок, и в глазах такое эндлесное бесконечное обожание.

— Ты за это платишь? С какой стати? Ты семейку на поруки взял? Или знаешь, что мать не перенесет операцию? — добавила уже полным шепотом, покосившись на дверь.

Нет, девочка без приглашения не придет. Ее бы из комнаты силой вынуть — в туалет-то с утра хочется, но стремно в чужом доме пройти десять метров. Но для начала разговор о ней закончить надо.

— Честно, ничего не знаю по поводу перспектив матери, — пожал муженек плечами. — Просто подумал, что в Питере лучше образование…

— У нас там нет общаги, как мне кажется… Зато точно знаю, что не поселю эту девицу у себя. Ты спятил?

Точно — сунул руки в карманы, оттопырил, превратив треники в паруса. Спятил!

— Девочка талантлива, — повторил спятивший муженек, облокотивший спиной на спинку стула.

— Ты видел ее работы?

Он мотнул головой.

— Только по факту, что у вас в Иркутске ее взяли на бюджет, решил, что она способная?

— Я не эксперт. Но видел фотографии ее работ. Она мне их в поезде показала. И я сразу подумал…

— Мне написать? Но потом стер сообщение. Похвально! Еще бы стер заодно и те, что отправил!

Я отвернулась к шкафчикам, чтобы достать три тарелки.

— Это для нас сущие копейки, — неслось мне в спину. — Даже если ее возьмут на коммерческое, два года всего платить надо будет.

— Слушай, отправь меня на курорт за эти копейки! — я обернулась. — Аркаш, ну ты чего? Дочку захотел?

По лицу его скользнула тень.

— Сам не захотел второго ребенка, — выдала я низким шепотом. — И был рад моим выкидышам.

— Не был я им рад! — отошел он к окну поднять жалюзи. — Ты это к чему сейчас вообще приплела? — повернул ко мне только голову. — Посмотри на ее картины. Может, даже зависть возьмет… Ты-то зря бюджетное место занимала.

— Ах так!

Я швырнула ножи и вилки на стол. Хорошо, тарелки успела поставить, а то устроила бы семейную сцену с итальянским акцентом. Опять старую песню о главном завел — женился на художнице, а получил в жены цветочницу.

— Сперма в мозг ударила? Будешь со мной корочками меряться?

Он отвернулся к окну, уперся в широкий подоконник обеими руками и выглянул во двор.

— Ты на своей машине сегодня? Или с нами?

— С вами? Как звучит-то! — не контролировала я больше сарказм в своем голосе.

— Да что ты завелась-то? — обернулся Аркашка от окна. — Просто если ты на машине, мы тебя ждать не будем. Я хочу убедиться, что Розу пустят к матери, чтобы она не осталась за порогом больницы одна одинешенька. Куда идти, она не знает. Она в метро ни разу не была.

— Решил за ручку отвести? Опыт передать?

— Мой первый опыт с метро был в Москве. Лаура, да что с тобой?

А он действительно не понимал, что со мной происходит — отупел с возрастом.

— Ревную. Нельзя?

Если бы он уже жевал, точно бы подавился.

— К соплюхе восемнадцатилетней?

— А к кому мне ревновать — к сорокалетней бабе, что ли? Уймись, Лаэс, понял? Не надо включаться в жизнь чужих людей и включать меня на сто пятьдесят процентов. Ты мне обещал снять гостиницу для Розы.

Я собрала столовые приборы и положила на салфетки возле тарелок. В центре стола из крошечной мензурки торчали сухие веточки лаванды, но дурманящий аромат волшебных цветов утратил свой успокаивающий эффект .

— Я тебе не обещал этого, — услышала я в тихом голосе мужа громкое возмущение.