А в данный момент мне почему-то захотелось оказаться подальше от мужа. Хотя бы на краю кровати. Я легла первой и могла натянуть одеяло на голову. Аркашка отчаянно долго мылся — извел, небось, половину тюбика геля для душа. Дурь… Сначала облапает все в квартире, а потом идет смывать дорожную пыль. Что тогда спутницу свою не отправил в душ?

Нужно снять ей гостиницу — там она хоть помоется. Завтра ведь тоже только лицо ополоснет. Есть такие люди — не брезгливые, а шибко стеснительные, которые не доверяют замкам на дверях чужих ванных комнат — вдруг кто-то не постучится, а они в чем мать родила.

— Аркаш, ну что ты там потерял? — подняла я голову с подушки, когда муженек свалил с полки в шкафу одну из корзинок для белья.

— Трусы ищу, что я еще могу ночью искать в шкафу…

— Мозги… Я тебе поставила корзину с трусами в ванную…

— Лаура… — рыкнул он из темноты.

— Полгода назад… — тянула я звуки в надежде не рассмеяться.

— Сколько раз просил, ничего в доме не менять! Тебе мало твоих цветочков? Оставь мои вещи в покое!

Чего орать-то? Еще когда в доме посторонние, посторонняя.

— Принести тебе трусы? — рухнула я обратно на подушку, потому что знала, что сам попрется обратно в ванную. — Дверь не закрывай, пусть просохнет за ночь.

Полгода! Да я всю жизнь ему элементарные вещи напоминаю.

— Где кошка? Куда мне можно упасть? — услышала я голос из темноты.

— У Сеньки…

— Слава богу! Одеяло дай…

Ему можно две трети на себя тянуть, а мне нет. Сколько раз просила обзавестись вторым одеялом. Так нет же — пока одна кровать, будет одно одеяло. И голые ноги — у меня. А потом пусть не говорит, что они у меня холодные!

— Не хочешь извиниться? — спросила я со своего края кровати, оставаясь к ответчику спиной.

— За что на этот раз?

Кровать скрипнула, сообщив, что муж повернулся к моей спине лицом.

— За гостью, блин… — вцепилась я в подушку, чтобы меня не развернули. — Не понимаешь, что написать эсэмэску за пять минут до прибытия поезда, моветон?

— Как узнал, что она у нас ночует, так и написал тебе. Не мог же звонить из поезда!

О, да — терпеть не может личных разговоров на людях. И, наверное, заботился о душевном состоянии девушки: как бы не смутить неверным выбором слов. Впрочем, что уж там — я услышала его голос лишь через полгода знакомства: до этого мы с ним чатились. Я понятия не имела, что живу с ним в одном городе: он твердил, что из Иркутска. Оказалось, только родом. Закрою глаза и как сейчас вижу черный экран и бегущие по нему разноцветные текстовые строки. Его были фиолетовые, мои — зеленые. Почему такой цвет выбрал, объяснить не мог — все-то у него по ошибке! Ник — ЛАЭС, ленинградская атомная электростанция: я иначе не могла его расшифровать, а он понятия не имел, что кто-то может таким образом интерпретировать ник, в котором в Лаосе случайно поменялась буква — не заметил при регистрации, а потом решил, что и так сойдет. Ну и доверился до кучи автоматическому выбору цвета ника. Третьей его ошибкой было знакомство со мной, которое он планировал с самого начала, прекрасно понимая, что я вся такая откровенная с ним лишь потому, что уверена в том, что наши пути никогда не пересекутся. Хорошо, я хоть о личной жизни ему ничего не говорила. Привата в том чате не было — все печаталось на публику. Hello World одним словом.

— Ну чего ты злишься? — проговорил он после моего многозначительного ностальгического молчания. Тронул за плечо. Сумел развернуть к себе. — Хочешь всю правду?

В ушах вибрировало от звука его голоса, хотя он больше не кричал, а даже как бы шептал.