В телефоне снова высветилась ссылка на лондонский Гарден-Музеум с припиской — зацени. Заценила еще вчера, но так устала, что ничего не написала в ответ и не заказала билет на Туманный Альбион. По ссылке вылезла фотография обнаженной девушки, укрытой лепестками роз: на голове увядший бутон вместо шляпки, а на причинном месте — раскрывшийся… Боже, давно я такой безвкусицы не видела. И не увижу, пожалуй. Не получится.

— Не могу сейчас приехать, — написала, сглатывая пустые слюни.

— Выставка до июня продлится, — получила тут же, потому что получатель был онлайн.

Я это видела. Мне хотелось быстрее поставить в диалоге точку. Не мучиться. Не проверять каждую минуту, пришел ли ответ. Чем был хорош чат в моей юности — общением в реальном времени, в свободное от жизни время. Я же не думала, что мой оппонент станет когда-то мне мужем и заберет всю мою жизнь без остатка.

— У меня живет студентка-художница. Вступительные только в июле. Я не смогу приехать.

— В августе еще будут цвести розы.

— Я люблю запах клевера…

Зачем я ему это пишу? Да потому что англичане обожают мягкие перины, а дома у меня твердый ортопедический матрас. И дожди без двойной радуги, вот почему… Пуховое одеяло убрано до зимы, а там я спокойно могу согреваться под ним жарким английским летом.

— Увы, я теперь не располагаю своим временем, — дописала я продолжение к клеверу.

— И никогда не располагала. Поищу что-то интересное в августе. Кстати, кролики жирные, если тебе вдруг хочется крольчатины. Бекона с прошлого года не осталось.

— Не строй никаких планов. Пожалуйста! — написала я капсом. — Я приеду, когда смогу. Если смогу.

Если смогу сунуть телефон в сумочку и не проверять, пришел ответ или нет. Кофе и коньяк? Нет, чай из ромашки. И живую ромашку — взять погадать. Любит? Конечно, нет! С чего вдруг? Секс и только, в свободное от семьи время.

У меня скрутило живот — ромашка мне теперь нужна и для нормализации пищеварения. Отравиться собственной яичницей способна только я! Ну что делать, если мне не довелось научиться готовить. Мать не стояла у плиты, мать стояла за прилавком. У меня всегда в пакете в рюкзаке лежали бутерброды с колбасой, сыр до обеда плавился и становился невкусным. Вечером мама приносила с работы ресторанную еду или мы ужинали прямо в ресторане тем, что там оставалось, а за это каждое утро перед открытием мама расставляла на столах вазочки с живыми цветами: розами, гвоздиками, иногда ромашками — по сезону. Бартер. А сейчас, что у меня по бартеру? Нервы, еще больше нервов.

Я открыла в кафе телефон. Ничего не смогла с собой поделать.

— Я могу приехать.

— Рано. Как объяснишь жене внеочередную поездку на бывшую Родину?

— Она не будет спрашивать. Спросит — скажу, на душе тяжело. Действительно тяжело.

— Я нервничаю, когда ты в городе. Не надо лишний раз испытывать судьбу. Нам обоим есть, что терять.

— Не бойся. Не застукают.

— Не приезжай. Пожалуйста.

“Пожалуйста” я написала два раза — еще и по-английски. Дождалась, когда прочтет, и удалила переписку. Удалить его из сердца не получалось. Не было кнопки delete, а то бы я ей давно воспользовалась — еще с Осинским, пока тот решал свои дела в Иркутске. Бракованная я. Какая-то… Тот такая…

Сякая… Не допив чай полезла на авиасайт — почти нажала на кнопку book. Почему нет? Почему не бросить Осинского ко всем чертям разбираться со своей Розой самостоятельно? Почему это все на мне? Я и так уже засыпана по самую макушку мертвыми листьями… Хоть в музее выставляй, как мумию… Кусок гербария.

5. 5.

Прежде чем вернуться в офис, я отослала кухарке просьбу добавить к нашему ужину и всем последующим еще одну порцию. С припиской: если не поздно.