А спасения ждать неоткуда.

Мычу ему в губы, ужом вьюсь, кулаками колочу. Только ворог силён, и где мне, слабой пигалице, такого одолеть, побороть? Понимаю, что не высвободиться, что мои попытки лишь сильнее заводят его — ишь, уже не целует, пожирает прям, — и беспомощные слёзы текут по щекам, прожигают дорожки, солят наш поцелуй…

Ведь если он сейчас меня на стол опрокинет и ноги мне раздвинет, я могу хоть на всю администрацию орать, никто не прибежит. Карпыч потом руками разведёт, на социальную несправедливость посетует…

За что мне? За что?

Наверное, сжалилась надо мной всё же Вселенная — Демидов вдруг прерывает свой поцелуй-пожирание. Чуть отстраняется, упирается лбом в мой лоб, дышит тяжело.

— Совсем ты меня с ума свела, — говорит тихо и как-то горестно, — не ведаю, что творю.

А меня всю трясёт, натурально колотит.

— Отпустите, — прошу жалобно.

Но он вместо этого лишь прижимает к себе сильнее, пальцами в волосах путается, нежно-нежно так.

— Не пущу, пока не выслушаешь… Я ведь не такой.

— Какой такой?

— Я не беру женщин силой. — С этими словами он не только меня отпускает, но ещё и отходит подальше, садится вновь на стул, который опасно скрепит под его массой. Ерошит тонкими пальцами золотистые кудри и бормочет, не глядя на меня: — Конечно, ты мне не веришь теперь. И я бы не верил. Но это только с тобой так. Я тебя как на экране монитора увидел — так и пропал. Нырнул в твои глаза зелёные — и как в лесном омуте сгинул. Только о тебе все мысли и были. Поэтому и ввязался в эту пакость с правом первой ночи.

Говорит быстро, частит, видно не привык к таким пространным объяснениям. А только на короткие рявканья-команды способен. Но объясниться нужно.

Нам обоим. Потому что у меня медленно проходит дрожь и возвращаются дерзость и свободолюбие. Я отныне его и близко не подпущу.

— Это вы так, богатые, развлекаетесь? — спрашиваю, надеясь, что ехидно.

— Некоторые — да. Я никогда раньше. А в тот день — то ли чёрт попутал, то ли ангел позвал. Заглянул в офис к другу, Денису Артёмину, а они в компьютере девушек просматривали. Я тогда и значения не придал. Ну мало ли — молодые мужики на тёлочек таращатся. Нормально же. Только тут Денис тебя на экран вывел, и я обомлел. Стоял, смотрел и взгляд отвести не мог. Тут меня, олуха, в сети и поймали.

— В смысле? — хлопаю глазами.

— В игру эту с правом первой ночи, — он сопит натужно, видимо, признания такие нелегко даются. — Парни как увидели, что ты меня зацепила и давай уговаривать: мол, забава такая, как в былые времена. Только всё добровольно. И все довольны — девушки получают солидные деньги, мужчины — удовольствие. Я даже съездил потом пару раз с ними, увидел, что девушки действительно сами соглашаются. Ты ведь тоже согласилась. Почему кстати?

Вскидывает голову, смотрит пытливо.

А что? Я скажу, мне-то, как раз скрывать нечего.

— У меня дедушка заболел. Сердце прихватило. Деньги на лечение нужны были. А откуда нам с бабушкой в нашем селе их взять? Вот и согласилась.

Демидов закрывает лицо руками и издаёт то ли мучительный стон, то ли сдавленный рык.

— Какая же я мразь! Тошнит от самого себя…

Это хорошо, только не в моём присутствии, говорю мысленно, мне сцены с курятником хватило.

Спрыгиваю со стола, оправляю одежду, как могу, собираюсь уйти, напоследок бросаю ему:

— Надеюсь, это последняя наша встреча была. И вы меня больше не потревожите?

Он поднимается, но подходить не спешит. Знает, что неприятен.

— К сожалению, Саша, потревожу, — говорит, наконец. — Понимаю, что ты обо мне сейчас думаешь, но мне действительно не к кому больше обратиться за помощью. Да и появление любой другой женщины сейчас рядом со мной только усугубит ситуацию. А так скажем прессе, что мы женимся, и у нас такие ролевые игры. Кому какое дело, чем двое друг с другом занимаются…