Она коротко смеется, а я, не оборачиваясь, показываю средний палец, что доставляет ей еще больше повода похихикать.

Холодная ручка двери беспрекословно слушается, теплый летний вечерний воздух тут же опаляет кожу, прохладную после кондиционированного воздуха клиники.

— Вижу, курорт пошел тебе на пользу, — окидывает насмешливым взглядом мою голую фигуру Дэн.

— Молчи и дай ключи. Я поведу, — он тут же меняется в лице, закрывает рот, явно готовый к шуточкам по моему поводу, бросает ключи от тачки, которые я ловлю на лету. — Мою машину отгони в мойку, там все заляпано кровью. Пусть чистят языком, ясно?!

Дэн коротко кивает, а я сажусь на водительское сиденье. Сидеть голым на кожаном сиденье не очень комфортно, но у меня есть дела — нужно разобраться с этим шелудивым псом, который, напав со спины, ранил меня в плечо и кое-что украл у моей семьи. То, что нужно скорее изъять, пока ее имидж и  спокойное течение жизни не разрушились на корню...

Выжимаю педаль газа и оставляю озадаченного Дэна, постылую клинику и отчаянную и скорую на язык докторшу позади. У меня впереди дело, которое не терпит отлагательств...

6. 6

Я выхожу в коридор и грузно сажусь на лавочку возле кабинета. В голове нет ни одной мысли, которая бы пронзила сейчас все мое существование, подсказала выход из сложившейся ситуации. Мне кажется, что стала ватой, белой, пустой. Дунь — и я улечу.

Возле соседнего кабинета стоит молодой врач в белом халате с изящной модной бородкой, но преждевременной лысиной, и разговаривает по телефону. Он почёсывает свой подбородок, будто кот, и играет интонациями, так что я понимаю: он общается с девушкой, которая ему, возможно, нравится. Этот парень не входит в состав врачебного совета, и у него явно в голове нет таких огромных задач, проблем, как у меня.

Мне всегда казалось таким удивительным, таким нелепым и странным, что врачи легко могут переключиться от мира страданий и боли на повседневные заботы. Вот он передает данные анализов маленького ребенка, которых черным по белому сказано: «Апластическая анемия в сверхтяжелой форме», попросту — рак крови, понимая, что показывает неразорвавшуюся бомбу, у которой уже выдернута чека. И этот же самый врач уже говорит, флиртуя, с кем-то на другом конце провода, и сомневается, и краснеет, и заискивает...

Но это и правильно: ведь он должен исцелять, а не множить постоянно печали и боль, боль и печаль.

— Что, Наташа... Наталья Михайловна пригорюнилась? — подсаживается он ко мне на скамейку. — Помочь?

Я в очередной раз с раздражением отмечаю эту деталь: все они сначала говорят мое сокращенное имя, а уже потом, когда в глаза бросится белый больничный халат, — добавляют отчество.

— Да, думаю, где взять огромную сумму денег для лечения.

— Ты о том мальчишке с раком крови? — понимающе качает он головой. — Черт знает, нужно родным обратиться в спонсорские фонды. Только так, и никак иначе. Не из собственного же кармана ты оплатишь ему операцию?

Хмурюсь. Чем? У меня и заурядных-то денег нет, не говоря уже о таких огромных суммах.

— А где можно разыскать одного спонсора, чтобы он... ну... оплатил хотя бы донорский материал? А потом второго — для оплаты операции?

Он отрицательно пожимает плечами.

— На самом деле клиника идет иногда на такие шаги, как благотворительная помощь. Ты можешь договориться с руководством о том, чтобы операция прошла бесплатно...

Я заинтересованно приподнимаю голову. Так, это уже интересно.

— Но на донорский материал тебе придется кого-то искать, не так-то это просто и легко — сумма реально огромная, так просто ее не достать.