— Да, и родители не смогут оплатить. Я видела их личное дело: водитель-дальнобойщик да воспитательница из детского сада.

— Ну... — разводит он руками. — У тебя только два выхода — сказать им, чтобы стучались во все двери и искали спонсоров, долго ждали помощи, либо... пойти к нашему руководству и попытаться договориться...

Он кладет мне руку на плечо, вставая, и пожимает его в поддерживающем жесте.

— Все будет в порядке, главное, не принимай близко к сердцу. Иначе сгоришь, и от тебя ничего не останется.

Он уходит, а я заторможено смотрю ему в след. Отчего такая несправедливость? Почему так происходит? Как мне быть? Что мне делать?

Вдруг о мои ноги ударяется зеленый мяч. Своим упругим пупырчатым телом он задевает кончики пальцев в босоножках и вырывает меня из тягостных дум.

— Эй, — слышу я детский возглас и поворачиваю голову на звук. У стены стоит белоголовый малыш, в котором я не сразу узнаю того самого мальчишку, чье личное дело держала в руках не далее чем пятнадцать минут назад. Он выглядит похудевшим, с сероватой кожей и синяками под глазами.

— Ето мой мячшь! — коверкает он слова, но делает шаг назад, хоть и глядит исподлобья настороженно. Склоняю голову набок, всматриваясь в него. От ребенка исходит такой чистый свет, он кажется мне настоящим ангелом, и потому его болезнь воспринимается несправедливой и ненастоящей.

— Димка, куда ты убежал! — из-за угла показывается взлохмаченная молодая женщина. Она встревожена, растрепана и взволнована донельзя. Видимо, бессонные от горестных раздумий ночи дают о себе знать: глаза тусклые, испуганные, вся фигура согбенная, а сама она выглядит так, будто собиралась впопыхах и почти в темноте. Все ясно: это мать малыша.

Она подбегает к нему, садится на корточки рядом и пытается буквально прикрыть своим телом ребенка от остального мира.

— Тетя иглает моим мячьшом! — показывает он пальцем в мою сторону, а сам улыбается. Я беру зеленый мячик в руку, подкидываю его вверх, и малец завороженно следит за моими действиями. Держу пари, он и не думал, что врачи могут отбивать правой ногой, обутой в босоножку на шпильке, мяч вверх пять раз подряд, как завзятые футболисты.

— Держи, парень! — протягиваю ему мячик, а сама еле удерживаюсь от того, чтобы не зареветь. Ну отчего мир так несправедлив?!

— Ой, спасибо вам, доктор, — устало и очень мило улыбается его мать. — Вы очень, очень добры!

Вижу, как в ее глазах блестят невыплаканные слезы, и тут же отворачиваюсь — не хочу, чтобы она видела, что я и сама нахожусь на грани.

Иду медленно, но по мере того, как кабинет владельца клиники становится ближе, мои плечи расправляются, а грудь выдвигается вперед. Я — настоящий боец, и отвоюю тебя у смерти, парень. Чего бы мне это ни стоило!

7. 7

Доезжаю до особняка без проблем. Номера наших машин в базе у ГИБДД, и никто не смеет остановить никого из нас, только если не случилось чего-то экстраординарного. А сегодня не такой день. Люди в автомобилях проводят удивленными глазами, увидев в пробке на светофоре, что я — нагой, но стоит мне приподнять левую бровь, как они тут же отворачиваются. И правильно делают. Нечего искать проблем там, где можно обойтись и без них.

— Амир! — Едва открываются ворота для автомобиля, как тут же навстречу бежит Хан. Выхожу из машины и жду его насмешек над тем, что я голый, в одних лишь трусах и с перевязкой на груди. Однако тот ничего не говорит, только показывает на дом для гостей сбоку. — Мы нашли его. Нашли этого придурка.

Мое настроение тут же меняется. Отлично! Другое дело! Значит, пока я валялся без сознания, мои люди не только сопли жевали, но и действовали, в кои-то веки!