Этот текст я видела четко. И он был написан на валлийском. Причем я понимала — что на валлийском. И… ПОНИМАЛА, ЧТО ИМЕННО ТАМ НАПИСАНО!

«Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь», — гласила нехитрая надпись.

Вполне подходящая для церкви, да. Вот только… только… как такое возможно?

По моим рукам и ногам заструился холод, сердце сжалось в ледяной комок.

— Юная мистрис, не пугайся, все хорошо, — произнес подошедший ко мне отец Далмаций. — Теперь здесь никого нет, и я не дам тебя в обиду. Ты можешь рассказать мне, что случилось? Для меня все выглядело так, будто твоя свадьба не была добровольной и желанной. Я прав? Ты ведь поэтому упала в обморок? А потом стала… Постой… Что с тобою?

Очевидно священник заметил мое каменное оцепенение и поэтому замолчал. Я подняла на него глаза, дотронулась до темно-зеленой рясы и накинутого поверх белого плаща. Ткань. Настоящая обычная ткань. Я ее чувствую. И сквозняк чувствую, по ногам дует немилосердно. И свечи горят вокруг, издавая характерный запах воска.

— Альциона, девочка, — тихо сказал отец Далмаций, аккуратно прикасаясь к моей ладони. — Тебе плохо? — Пальцы у него были теплые, с чуть мозолистой кожей. И тоже до ужаса настоящие. — Пойдем-ка присядем. Я налью тебе воды. Тут, правда, только святая… Но где-то было вино. Да, пожалуй, глоток доброго вина тебе сейчас не повредит.

Я дошла со священником до скамьи и послушно опустилась на нее. Пока он отсутствовал, скрывшись за маленькой узкой дверцей сбоку от алтаря, я так и сидела, не сдвинувшись с места.

Когда-то читала, что в ситуации внезапного стресса человеческая психика выдает одну из трех реакций, заложенных в нас природой. В зависимости от особенностей нервной системы, срабатывают механизмы «бей», «беги» или «замри».

Сколько себя помню, я по жизни чаще всего демонстрировала именно третью реакцию. Мчится на меня машина — на несколько мгновений застываю столбом. Оскорбляет начальство на работе — замолкаю и лишь сжимаю покрепче челюсть. Обижает близкий человек — стою, как дура, глядя на него в недоумении.

Кстати, не сказать, что эта стратегия была так уж неэффективна. Вместо того, чтобы кидаться куда-то сломя голову, я получала своеобразную отсрочку на обдумывание. В случае с той же машиной, например, мозг за доли секунды просчитывал траекторию движения этой металлической дурынды, и когда я уже отмирала, то отпрыгивала в самую безопасную сторону. А тот транс, в который я впадала при стрессовом общении, помогал избегать наиболее разрушительных последствий.

Вот и сейчас я застыла, как бы отстраненно осознавая все происходящее.

Осматривала руки и ноги, щупала лицо и тело, медленно обводила взглядом помещение… И понимала: я — здесь. Где бы то ни было это «здесь». И я — теперь не совсем я.

— Вот, выпей, — сказал отец Далмаций, протягивая мне металлическую чарку.

Я машинально приняла ее, так же машинально отметила кисловатый винный запах жидкости, и одним махом опрокинула содержимое чарки в себя. Хуже уже все равно не будет.

— Можно я за тебя помолюсь?

Не дождавшись ответа, священник присел рядом со мной, положил мне ладонь на голову и зашептал очень простые слова, не на латыни, не на греческом, а на том языке, который я прекрасно понимала:

— Отец Небесный, да святится имя Твое. Услышь раба Твоего и помоги рабе Твоей в трудный для нее час…

С каждым произнесенным им словом я все глубже уходила в свой транс. А передо мной одна за другой начали вспыхивать картинки из жизни.

Не моей.

Из жизни девушки по имени Альциона Блейз…