Александр Сергеевич разжимает кулак и переворачивает руку раскрытой ладонью вверх, тянет ко мне с печальным, тягостным ожиданием, что я вложу в нее свою. Пребывая в раздрае, я колеблюсь. Будет проще забраться обратно под панцирь, продолжая томить непроработанные обиды, чем найти в себе смелость понять и простить.

― Ну же, дочка. Не держи на меня зла.

Слова обезоруживают.

Я сдаюсь, встаю со стула и подбегаю к Александру Сергеевичу, чтобы угодить в его широкие, родительские объятия.

― Какая душещипательная картина нарисовалась.

Непредвиденное присутствие Артема, сухо прокомментировавшего наше примирение, выбивает из колеи. Я отстраняюсь от Золотовского-старшего и, вылупив глаза, взираю со смесью шока и раздражения на темноволосую пропажу. Объявился нежданно-негаданно и ухитряется водить по нам скептическим взглядом!

Мое взбесившееся сердце начинает отдавать в горло, во рту моментально пересыхает. Реакция на появление Артема пугает меня. Что за черт?! Я бы и рада больше никогда его не встречать!.. Честно. А волнение… это сумасшедшее волнение, стопорящее процесс генерирования мыслей, вызвано тем, что Артем неожиданно исчез с радаров, пообещав перед этим расставить, наконец, все точки над «и», и так же неожиданно возник весь такой разодетый с иголочки в деловом стиле.   

― Надо поговорить, сын, ― Александр Сергеевич, поправляя ворот кашемирового пуловера, посылает Артему зрительный вызов, буравя гордое выражение лица брюнета.    

― Да, но говорить буду не с тобой.

Артем делает резкий кивок в мою сторону, намекая на безотлагательность его заявления. 

Плотный комок нервов, остро пульсирующий над желудком, разрастается до невероятных размеров и давит на органы. Паника выстреливает в мозг, проникая в нейронные соединения, и рассасывается в затылке тупой болью.

― Все в порядке, ― бормочу Александру Сергеевичу, когда он выходит немного вперед, заслоняя меня от своего сына.

Золотовский-старший награждает меня в ответ несогласным взглядом, однако отступает. Я следую за Артемом по коридору через гостиную к парадному выходу. Он шествует быстрой, элегантной походкой. Один его шаг приравнивается к двум моим, так что мне приходится чуть ли не бежать, чтобы не допустить увеличения расстояния между нами. Я прошу его немного сбавить темп и натыкаюсь на непреодолимое пренебрежение. Ну разумеется…

От него вновь веет аурой замогильного холода.

Артем прокладывает путь наружу, приближаясь к черному представительскому автомобилю. Он вынимает из кармана брюк связку ключей, нажимает на брелке на кнопку разблокировки и открывает водительскую дверь.

― Обязательно уезжать? ― я скрещиваю на груди руки, выражая визуальный протест его затее увести меня отсюда. ― Моя мама…

― Мы недолго.

Сказал, как отрезал.

Садится за руль и заводит мотор. Ноги несут меня к машине раньше, чем в сознании звучит четкое «да» перспективе совместной поездки в неизвестном направлении с сомнительной личностью. Я опускаюсь на пассажирское кресло по соседству с брюнетом, нерасположенным по виду к дружескому взаимодействию со мной.

― Пристегнись, ― велит Артем, накрывает левой ладонью руль, а правой сжимает ручку КПП.

К моему разочарованию высочайший уровень комфорта в салоне с люксовой отделкой и невероятно удобное, мягкое кресло не снижает градус внутреннего накала. Владелец авто, кажется, умудряется забыть о моем присутствии, отвлекаясь на череду телефонных разговоров. Я не могу разобрать ни слова из его бурно текущей речи, но делаю предположение, что он обсуждает рабочие моменты, поскольку интонационно проявляет эмоциональную скупость. И мне удается переключить внимание на радующие глаз диковинности, встречающиеся в оформлении главной улицы Живерни, но насладиться обстановкой в полной мере ― нет.