Катя выпархивает из кольца моих рук, за пару секунду набирая прежнюю баснословную скорость, и сопровождает спуск по лестнице грохотом. Твердит, что Андрэ ей безразличен, но видела бы она себя со стороны и то, как ее очи сверкали, словно бриллианты, азартом и предвкушением.

Я бреду к кухне с закравшейся в сердце эфемерной тоской по эйфории, лучезарной и согревающей все естество, которую вызывал во мне Максим. Катя своим поведением напомнила об этом. В начале наших отношений и до недавних пор я не ходила по земле, а парила над ней, окрыленная возникшими сильными чувствами. Я упала, разбившись вдребезги, и теперь заново учусь ходить, привыкаю к тому, что в сердце царит зыбкий холод. Новые чувства, тревоги вытесняют Максима. С каждым днем я отдаляюсь от нашего рая все дальше и дальше без малейшего представления о том, какой будет моя жизнь.

Действительно ли мне необходимо знать ответ на вопрос, почему Макс ушел? Стоит ли оно того, чтобы расплатиться за правду своей независимостью? Чего я добьюсь для себя этой погоней за неизвестностью?

Единственная вещь, не вызывающая у меня сомнений, это твердое желание выпить чашечку свежемолотого кофе. Но я не единственная, кто думает о напитке, и сталкиваюсь на кухне с отцом братьев Золотовских.

Александр Сергеевич отворачивается от кофемашины, заслышав мои шаги.

― Погоди, дочка, ― окликает меня. ― Не уходи, Ксюша. Позволь мне извиниться перед тобой.

Упрямо держа свой рот плотно сомкнутым, я встаю к главе злополучного семейства спиной с намерением проигнорировать его вежливую, выстраданную просьбу, однако что-то мешает уйти.

― Пожалуйста, присядь, и мы поговорим.

Уважение к этому статному, рассудительному мужчине. Вот что не дает сорваться с места и умчаться как можно дальше. Я доверяла ему и во многом полагалась, и мне не позволит совесть бессердечно отнестись к раскаивающимся ноткам в голосе Золотовского-старшего.

Да. Мы должны поговорить. Бесконечная беготня от затруднительных тем и ситуаций не приведет к прогрессу. И, честно говоря, мне очень некомфортно существовать в условиях, господствующих в доме. Напряжение сгущается с каждым днем, и если это не прекратить, боюсь, мы необратимо отдалимся, сохранив в сердцах недоговоренность, которая будет медленно и болезненно глодать.  

― Спасибо, ― искренне благодарит Александр Сергеевич, когда я прохожу вглубь кухни, приближаюсь к «острову» и сажусь на высокий стул. Он ставит передо мной красивую емкость с ароматным аравийским напитком, располагается напротив и мешкает начать.

Я терпеливо жду, пока он соберется с мыслями, вижу, что это для него непросто. Моя боль не эпицентрична, и душевные переживания родителей Максима столь же значительны и велики. Мои ожидания предал жених, а их ― сын.

― Прежде всего, я хочу принести извинения. Не за Максима. За нас с Лизой. Мы промолчали, когда Артем завел разговор о фиктивном браке, ― Александр Сергеевич сдвигает к переносице широкие, изогнутые брови, и испускает протяжный, подавленный вздох. ― Мы растерялись… Я растерялся, а это состояние настигает меня крайне редко, ― невеселому смешку сопутствует виноватый взгляд. ― Ксюша, я не согласен с решением моего сына. Проклятье, с решениями обоих сыновей. Они поступили бесчестно с тобой.

Я берусь двумя руками за чашку и потихонечку отпиваю кофе, используя фарфоровый сосуд как прикрытие от неломкого, негодующего взора Золотовского-старшего.   

― Не во власти Артема требовать от тебя брать ответственность за убытки, которые мой бизнес понесет из-за проблем с Максимом, ― твердит он грозно и сжимает пятерню в жесткий кулак. ― Я побеседую с ним. Ты не выйдешь за него замуж против своей воли. Обещаю, дочка. Мы с Лизой на твоей стороне.