Безучастность родителей Максима ранит больнее и глубже. Неужели они ― люди, называющие меня дочерью, ― позволят Артему воплотить в реальность его чокнутый план, и отдадут ему?!

Я уверена, можно обыграть ситуацию иначе.

Должен быть другой выход.

6. Глава 6

Кисть слегка опухла, но боль по десятибалльной шкале достигает не критичной отметки. Терпимо, учитывая отвлекающий фактор ― перевернувшуюся вверх тормашками жизнь. Достаточно выпить таблетку, чтобы вскоре распирающее, пульсирующее ощущение в руке сошло на нет. Жаль, что из головы вытеснить мучительные рефлексии не удается. Волна гнева не убывает, и последние два часа Катя великолепно справляется с тем, что выступает единственной преградой между мной и выходом в коридор.

― Ты не вернешься туда, ― строго-настрого запретила она, заслонив собой дверь, как только мы переступили порог спальни.

Мама, приговаривая и не отходя ни на шаг, принудительно посадила меня на кровать. До этого дня я не подозревала о наличии во мне исполинской силы, которой хватило бы, чтобы отпихнуть ее, Катю и вырваться из спасительного плена. Я не хотела причинить им вред, поэтому пришлось успокоиться, удержаться на одном месте и переждать эмоциональную бурю, подрывающую ринуться прямиком в омут неприятностей.

― Можешь отлипнуть уже от двери, ― бормочу воинственной надзирательнице.

Катя как-то странно фыркает и переглядывается с моей мамой. Обе мне не доверяют.

― Я успокоилась, ― поднимаю руки в жесте капитуляции. ― Честно.

― А мордашка по-прежнему такая, словно жаждешь раскромсать Артема на британский флаг, ― комментирует Катя и, наконец, отшагивает от выхода из спальни.

― Жажду, ― я охотно киваю головой. ― Но не стану. Я выше оскорблений и рукоприкладства.

«Маленькая дикарка» ― звучит в мыслях ехидных голос гнусного брата Макса.

Из-за его сумасбродных утверждений я действительно опустилась до неотесанных, фривольных манер, за что испытываю огромный стыд. В конце концов, я всего лишь человек и имею кучу слабостей. Я бы хотела беспрестанно «держать марку» и с достоинством справляться с подобного рода потрясениями. Я бы хотела стать сильнее духом и блокировать провокационные выходки, подкидываемые судьбой, при этом не теряя рассудок.

― Этот человек не получит моего согласия, ― я поворачиваюсь к маме и медленно, с расстановкой проговариваю.

― Конечно, девочка моя. Конечно! ― она приподнимает уголки рта в ободряющей улыбке, но ее глаза полны глубокой, горькой печали. ― Я не отдам тебя этой семье. Знаешь, милая, все-таки к лучшему, что правда о Максиме раскрылась нам сейчас. Если бы вы поженились… ― мама осекается, сжимает пальцами переносицу и мотает головой. ― Тут я с Артемом согласна.

Я прикусываю нижнюю губу, сердце сжимается под тяжестью ответственности за эту грусть во взгляде и за то, что она притворяется, будто не сломлена тем, что приключилось с ее ребенком.

― Уедем? ― я беру маму за руку, крепко-крепко сжимаю и вскакиваю с кровати. ― Прямо сейчас. Соберем вещи и отправимся в аэропорт.

Без оглядки. Вернемся домой, попытаемся наладить жизнь, залатать нанесенные семьей Золотовских раны. Я попробую забыть Максима, хоть прекрасно осознаю, что претворить задуманное в явь будет тяжело.

Невозможно ни при каких обстоятельствах вырвать за пару дней из мыслей и сердца человека, чувства к которому бережно лелеяла несколько лет. Пусть и предал, исчез без объяснений в наш самый важный день, я жду его, скучаю, думаю о нем.

Наша любовь была настоящей, я знаю.

Моя прекрасная, чудесная сказка обернулась катастрофой, и эта скорбь, от которой не скрыться, еще долго будет преследовать меня.