– Хотели, а потом… я отказала, Бисаров не настаивал. Вот и все!

Выговариваю, возможно лишнее, застегиваю пальто на все пуговицы до самого горла и отворачиваюсь к окну.

Меня трясет сильно. Сначала от его близости, теперь вот от негодования.

– Отказала? – спокойно спрашивает. Даже как-то удивленно.

– Да!

– Он же твой… парень, – язвительно говорит, аж скрип эмали слышу.

– Еще немного, Дмитрий, не помню, как Вас по отчеству, и подумаю, что я вам нравлюсь.

Если мои глаза могли бы метать искры, сейчас все здесь бы закоротило и вспыхнуло.

Гаранин пристально смотрит в мои глаза и… смеется.

Он совсем, что ли, офигел?

– Нравитесь? Серьезно?

Двигаюсь снова к нему близко, пока не царапаюсь грудью о ткань его рубашки. Так странно, на мне пальто, которое уже хочу снять, он лишь в одной хлопковой рубашке. Обоим жарко, обоих трясет от холода.

– Разве нет? – говорю в губы…и слегка их касаюсь.

Тело задрожало, будто я мокрой зашла в трансформаторную будку. Проводов много и все они оголены. Неосторожное касания – взряв.

Его губы горячие, как и все тело. А еще приятные. Хочу, чтобы притянул и ответил. Зажмуриваюсь от этой мысли, словно ее кто-то в мозг мне подсадил.

– Осторожней, София Сергеевна, еще немного, и я подумаю, что нравлюсь Вам, – отвечает мне губы.

Только не отвечает. Смиряет недовольным взглядом, отстраняется и выходит из машины.

Вот и поговорили, Соня…

До моего дома мы доезжаем в мертвой тишине. Напряжение между нами мощное. Любое слово и рванет как атомная бомба, поражая всех и все вокруг.

– Ты же не расскажешь? – спрашиваю, как только выхожу из машины, – пожалуйста, Дима.

– Я сам решу, что рассказывать, а что нет, – сухо говорит и отворачивается.

– Ну и все тогда!

Говорю и хлопаю дверью. Что сказала – не пойму. Главное, ведь, напоследок что-то сказать, правильно? Опять какая-то сука внутренняя включается.

Дома скидываю всю одежду в одну кучу. Остаюсь в одном лифчике и трусах. Мне сейчас от гнева так жарко, что хоть под кондиционер вставай.

А все Гаранин. С ним я о Бисарове и не вспоминала.

Отвлекает сообщение на телефоне. Если это Артур, то он не вовремя.

“Сильно злишься, что не пришел тогда?”

Вдох, выдох. Главное, сохранять спокойствие.

После случившегося он еще смеет мне писать? От опрометчивых и гневных сообщений меня останавливает только необходимость встать под душ и включить чайник. В горле пересохло.

“Злюсь.”

И точка в конце. Пусть и не думает дальше развивать эту тему. Почему я вообще раньше не добавила его номер в черный список?

“А если у меня веское оправдание?”

“Ты умер?”

“Нет)”

И скобка в конце. Скобка. Такие не ставят уже лет десять!

“Тогда у тебя нет оправдания”

Ответа долго нет. Я ведь проверяла каждую минуту. Успела выпить горячего сладкого чая, переодеться, включить последнюю серию сериала.

“К сожалению, есть вещи, не зависящие от нас, Соня”

Читаю сухое и до скрипа правильное предложение, и становится грустно. Потому что при всей обиде на поклонника, я все равно с ним общаюсь и… мне нравится.

“А будет день, когда эти обстоятельства не помешают нашей встрече?”

“Эти обстоятельства всегда будут между нами, Соня”

Перечитываю несколько раз. Не могу поверить… Мы, получается, никогда не встретимся? Я никогда не увижу своего поклонника? Не узнаю, сколько ему лет, как его зовут, какого цвета его глаза, не услышу, как он смеется, не буду знать его голоса…

“А мне всегда нравились твои букеты”

Написав, отправляю. Сообщение прочитано, но ответа нет.

17. Глава 16.

Соня.

“Желаю удачи”

Читаю сообщение от мамы, отправленное ранним утром. Сегодня, наконец, пробы в новую постановку.