– Эльман…

Я начинаю идти, но спустя несколько порывов замедляю шаг. Мысли о том, что все это неправильно, заставляют меня притормозить, а затем и вовсе остановиться.

Кольцо обжигает безымянный палец. Почти что нестерпимо.

Перебросив сумку на сгиб локтя, я снимаю обручальное с пальца и несколько раз прокручиваю его в своих руках, а затем надеваю обратно. Не дай бог я потеряю это кольцо или вернусь домой без него, тогда Камаль устроит мне американские горки и допрос с пристрастием, и если ко второму я уже привыкла, то американские горки я не любила с тех пор, как меня на них покатал Эльман.

Мы много на них катались – почти все лето. Было ярко и незабываемо, а после – очень больно, поэтому эту часть отношений я не любила. По крайней мере, не с Камалем.

Что я делаю сейчас? Зачем я снова бегу как мотылек на пламя?

Это неправильно, грязно, порочно – можно какими угодно словами обозвать нашу связь, но только все это в прошлом. В конце концов, между нами ничего не будет – я только заберу мамины картины и все…

Я возобновляю шаг, и через тридцать секунд оказываюсь в просторном автомобиле. Здесь тепло, а еще пахнет кожей от салона и веет опасностью от его владельца.

– Почему медлила?

– Я сомневалась.

– А сейчас?

Вскинув взгляд, я целиком и полностью задерживаю дыхание. Кажется, что если я не задержку кислород в легких, то просто умру.

Эльман смотрит прямо, неотрывно, но больше всего меня пугал его взгляд – немножко расфокусированный, бесконтрольный.

Облизав губы, честно признаюсь:

– Сейчас тоже сомневаюсь, потому что твой брат испортил Джулии концерт. Он редкостный урод.

– Я знаю. Пристегнись, Ясмин.

Делаю, как он велит, и опускаю взгляд. Когда мы трогаемся с места, Эльман блокирует двери, а мое сердце, кажется, совсем перестает биться. Прикрыв дрожащие веки, я понимаю, что блокировка сработала автоматически, но флэшбеки из прошлого упорно разгоняют пульс до максимума.

Разблокировав телефон, я набираю Джулию. Я велела ей позвонить, когда она доберется до арендованной квартиры, которая располагалась всего в двух шагах.

Вот только звонка от нее так и не поступило.

Зато на телефон почти сразу поступает несколько сообщений, все они от няни, поэтому они быстро перебивают мою тревогу о Джулии. Я открываю фото и видео с Юной и улыбаюсь, особенно от просмотра последнего файла – на нем Юна поймала смешинку и очень громко смеялась.

Напечатав няне режим сна Юны, я отправляю сообщение и блокирую телефон. Без смеха дочери в салоне автомобиля вновь становится не по себе – атмосфера кажется накаленной до предела, а сердце громыхает вместо музыки, очень громко и навылет.

Заехав в комплекс с высотками, Эльман загоняет автомобиль на подземную парковку.

– Зачем? Мы же ненадолго, – обращаюсь к нему.

Эльман мне не отвечает. Кажется, он давно погряз в своих мыслях, о которых мне было неведомо.

Оказавшись в лифте, я отхожу от Эльмана на несколько шагов и крепко сжимаю в руках новенький телефон. Знаю, что няня уже ничего не пришлет, потому что я настойчиво попросила ее следовать графику сна, но держать телефон при себе было спокойнее.

На высокий этаж мы добираемся за рекордное количество секунд, а вот у входной двери, едва Эльман отпирает ее, я притормаживаю и закономерно встречаю на себе вопросительный взгляд Эльмана.

– Проходи, – его голос кажется холодным, но очень давящим. Максимально не соблюдающим нейтралитет.

– Может, ты просто отдашь мне картины мамы?

Не нужны нам больше ошибки.

Отдай мне картины и отпусти.

Облокотившись на стену возле входной двери, я с замиранием сердца поднимаю взгляд. В проеме двери очень темно и пусто, а я, кажется, слышу собственное гулкое сердцебиение в ушах.