Овец про себя считаю, чтобы уснуть до прихода бандита.

Одна, две, три… Я сбиваюсь со счёта на такой простой цифре, когда наступает тишина. Только пульс стучит в венах, стремясь разорвать их.

— Не притворяйся, Лика, — говорит Ян, стоило ему только зайти в комнату.

Ощущение чужого взгляда растаптывает внутренности. Мне непередаваемо жарко, и следует откинуть одеяло. Но лучше сгорю в пожаре собственных ощущений, чем открою хоть краешек своего плеча.

Под весом парня матрас провисает. Ян ложится и не укрывается, в отличие от меня. Между нами добрый метр, но я продолжаю чувствовать, что Борзов в критической близости. Запах его геля для душа вызывает активное сердцебиение. У меня настоящая тахикардия.

В какой-то момент я сдаюсь, и... Вижу снова тот зал для боев. Много парней, все голые до пояса. Избитые, поломанные, все в крови.

Затем собаки, которых натравливают на проигравших под громкие крики толпы вокруг ринга. Соломы нет, но есть рыболовные сети. Я попадаю в одну из них и начинаю кричать.

Меня душат чьи-то руки. Я ору, вырываюсь, а вокруг слетаются черные вороны. Говорящие, огромные птицы.

— Убей ее!

— Накажи!

— Выжми из нее все, что она знает!

— Когда он от тебя откажется, я буду тебя ждать! — кричит самый большой ворон. У него оторван клюв, а черные перья приобретают багровый оттенок.

В груди дыра. Мои легкие выклевали проклятые птицы. Кричу, но с губ не срывается ни звука. Меня выбрасывает на каменистый берег, где я вновь окружена бродячими псами. Они лают, их бешеная слюна долетает до щек и обжигает.

— Нет... Нет... — мотаю головой. Ноги опутаны сетью, в которой оказались. Не пошевелиться.

Мне кажется, я умираю.

— Лика! — отчетливо слышу.

Кто-то трясет меня, но я не могу разобрать кто.

— Открой глаза! — снова этот голос. От него мурашки и холод. Грубо, низко, хочу забыть, как он звучит.

В горле сухо, я по-прежнему не могу произнести ни слова.

Когда кто-то поднимает меня и сильно трясет, распахиваю глаза. Комната. Ян Борзов. Его глаза с металлическим отблеском. Он навис сверху. Я вся в поту.

— Тебе приснился кошмар, — говорит.

Волосы прилипли ко лбу, и я онемевшей рукой пробую убрать их. Трясет. Я все еще на грани сна и реальности. Где хуже и опаснее — не разобрать.

Взглядом очерчиваю крепкое тело Борзова. Носом вдыхаю запах. Сухая кожа губ требует, чтобы я облизнулась, и Ян, не отрываясь, смотрит на это.

Когда рука Борзова ложится на мою шею, я превращаюсь в камень. Сердце продолжает играть громкий марш по моим ребрам.

Татуированные руки, путешествующие по моему телу, настоящие плети. Они-то мне и снились. Я задрожала, стоило мыслями уйти в ту сторону, куда нельзя.

Губы Яна касаются моей груди, и я издаю что-то вроде стона. Борзов ни о чем меня больше не спрашивает. Просто пользуется тем, что я начинаю дружить с темнотой. Превращаюсь в пластилин в его руках. В жестких, сухих, больших ладонях.

Когда Ян проводит рукой у меня между ног, невольно изгибаюсь всем телом.

Мы, озверевшие, целуемся. Языки и зубы сталкиваются и бьются. Каждый уголок рта исследован.

Борзов срывает с меня трусы и неглубоко погружает пальцы внутрь меня. Руками упираюсь в его грудную клетку. Оттолкнуть — самое бесполезное сейчас действие.

Я задыхаюсь, продолжаю расфокусировано смотреть на Яна из-под опущенных ресниц. Его длинная челка спала на лоб, а сам Борзов весь вниманием у меня между ног. Стыдно.

Одеяло сброшено, на мне одна лишь футболка, задранная до самого горла, а Борзов — в одних тонких боксерах, которые вот-вот лопнут от натяжения.

Он делает жадный вздох, и его выражение лица меняется. Это наслаждение запахом моего возбуждения. Дрожу и чаще облизываю губы.