Сергей Андреевич сидел рядом, полуразвёрнутый к ней, всё ещё с лёгкой полуулыбкой на губах. Он чувствовал, как медленно уходит напряжение, скапливающееся сутками – как опадают внутренние доспехи, как в нём становится меньше профессора и больше мужчины, просто мужчины, который ничего не обязан, ничего не доказывает и не несёт на себе тяжести ожиданий.

– С тобой я могу быть настоящим, – произнёс он, глядя на неё сверху вниз, слегка откидываясь назад. – Без галстука, без титулов, без этих бесконечных регламентов.

– А я? – спросила она, поворачивая к нему голову. – Я настоящая или для тебя просто… тень в тени?

Он усмехнулся, но не сразу ответил. Взял бокал, пригубил и поставил обратно на столик.

– Ты – удовольствие. Это редкость, поверь. Особенно в мире, где все требуют чего-то от тебя, – сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать её плечо. – А ты не требуешь. Ты даёшь.

Она молчала. Глаза её чуть прищурились, губы остались полураскрытыми, и в этом было что-то капризное, детское, но с намёком на взрослую угрозу.

– Сергей… – начала она тихо, но с оттенком продуманности. – А если я всё же попрошу? Не сейчас. В целом.

Он напрягся едва ощутимо, но быстро скрыл это движением – провёл ладонью по её бедру, будто продолжая игру, хотя уже знал: началась не игра. Начался разговор.

– Мы видимся только тогда, когда ты можешь. Когда тебе удобно. Я жду, как… ну, не знаю, как что-то на потом. Я – у тебя между заседанием и ужином с женой. И это… – она на мгновение замолчала, сдерживая дрожание голоса, – мне уже недостаточно.

– Диана, – протянул он мягко, приподняв бровь, – это не то, о чём стоит говорить сейчас. Разве нам было плохо? Разве ты не чувствуешь, как мы с тобой совпадаем? Без объяснений. Без суеты.

Она чуть приподнялась на локте, смотрела на него снизу вверх, и теперь в её глазах не было лёгкости. Было желание. Но не только к телу – к влиянию, к весу, к значимости.

– Я хочу, чтобы ты сам захотел больше. Чтобы ты не исчезал на неделю, как будто я – побочный эффект твоей занятости. Я не просто удовольствие, Сергей Андреевич. Я женщина, рядом с которой ты дышишь свободно. Признай это. Или я… – она не договорила, только усмехнулась и опустила взгляд.

Пауза повисла между ними, словно воздух стал гуще. Он медленно выдохнул, не подавая вида, что в груди что-то сжалось – не от страха, а от досады. Он не терпел ультиматумов. Никогда. Даже в такой обёртке.

– Знаешь, – сказал он тихо, наклоняясь к её лицу, – ты прекрасна, когда злишься. Но ещё прекраснее, когда забываешь об этом. Ты не представляешь, как ты меняешься, когда просто отдаёшься ощущению. Без вопросов. Без игры.

Он провёл губами по её шее, затем ниже, чувствуя, как дыхание снова становится тяжёлым, как тело под его руками возвращается к податливости, как в ней борется разум и желание.

– Я не хочу говорить, – прошептала она, подаваясь ему навстречу. – Только чувствовать.

Он знал, что выиграл эту партию. На время.

Именно в этом заключалась его сила – в умении отвести разговор, не заглушив его, не обидев, не сломав. Он лишь заменил слова прикосновением, угрозу – взглядом, просьбу – лаской. И пока она снова выгибалась под ним, шепча его имя, он чувствовал себя абсолютным хозяином ситуации. Почти.

Почти – потому что в глубине где-то поднималось ощущение, что однажды она всё же скажет то, чего нельзя будет касаться руками, чтобы унять.

Поздний вечер встретил Сергея Андреевича пустым двором, жёлтым светом окон в соседних квартирах, еле слышным гулом лифта, пахнущим металлом и чужой жизнью. Профессор поднялся на свой этаж и, повернув ключ, вошёл в тишину. Дом был окутан тем покоем, за который он когда-то цеплялся, как за доказательство нормальности. Привычный, стерильный, как больничная палата: ни запахов, ни голосов, ни признаков реального присутствия людей.