Долбежка в ушах стихает, виски благодарно стягивает в последний раз.

Обернувшись, снова разглядываю дочь друга. Твою мать. Она порнозвезда?.. Серьезно?

Брезгливо морщусь. Нимфа превращается в нечто бесцветное.

— На выход, — делаю шаг к ее друзьям.

Тот, что в кресле, поднимает лицо и с усмешкой на меня смотрит.

— Добрый день. У вас какие-то проблемы?

Всего пара секунд требуется, чтобы определить акцент, с которым он говорит. Сначала показалось, литовский, но все же ближе к польскому. Литовский язык — политональный, то есть ударения в нем не только силовые, но и музыкальные — в каждом отдельном случае используется разный тон голоса. Ни с чем не спутаешь.

Поляк продолжает смотреть на меня свысока. На вид ему лет двадцать, весь в татуировках. Виски и затылок гладко выбриты, оставшиеся темные волосы забраны в хвост.

— Ваши документы, — оглядываюсь на девчонку, вынимая руку из кармана плаща. — Все. Трое.

Литвинова нервничает, теребит тесемки на трусах.

— Ренат, ты мешаешь нам работать, — наконец-то нагло произносит.

Глаза у нее кошачьи. Раньше была котенком, сейчас — молодая несмышленая кошка. «Повезло» же Давиду.

— Работать? Каким местом? — усмехаюсь, все же задевая взглядом сережку в аккуратном пупке и все, что ниже.

— Ну что ты придумал? Мы всего лишь снимаем клип. Это Петр, — машет рукой на парня у окна. — Кензо и… Баха. Мои друзья из Европы, мы вместе с ними учились, они совсем недавно приехали в Москву, чтобы прославиться.

Двое у монитора активно кивают.

— Пойдем-ка поговорим, — хватаю девчонку за локоть и тяну в сторону отцовского кабинета. — Готовимся на выход вместе с документами, — напоминаю.

У меня парни вторые сутки в машине живут, а я тут херней занимаюсь. Смотрю на часы.

— Ренат… Отпусти…

— Ренат Булатович, — ставлю на место зарвавшуюся малолетку. — На «ты» я с тобой не переходил. Прикройся, — сдираю с вешалки спортивную кофту.

— Серьезно, блин? — Эмилия ни капли не смущается. — Вообще-то, по этикету это женщина должна решать, как они будут общаться с мужчиной.

— Возможно и так, — грубовато отвечая, прикрываю за нами дверь. — Только женщин я здесь не наблюдаю.

— В таком случае я не наблюдаю здесь мужчин, — парирует девчонка.

— Вот и отлично, Эмилия.

Усмехнувшись, оставляю ее посреди кабинета и подхожу к окну, чтобы проветрить как следует. В отличие от Литвинова, к курению я отношусь крайне негативно. Хлебнув полной грудью свежего воздуха, снимаю плащ и сажусь в мягкое кресло, рассматривая девчонку в отцовской кофте, больше напоминающей мешок.

Дневной свет озаряет ее лицо: гладкую кожу без единого изъяна, нежно-розовые губы, вздернутый нос и широкие густые брови.

Удивительные, конечно, у нее глаза.

Не знал бы с детства, подумал бы, что линзы.

— Буду называть вас дядя Ренат. Нормально? — свысока спрашивает.

— Чем тебе мое отчество не угодило?

— Оно какое-то… тупое.

Смотрю на нее не отрываясь. Ногти на руках и ногах накрашены ярко-розовым. Это тоже странно. Потираю болезненные виски.

— Тупое… Что ты здесь творишь, девочка?

— Ну что еще? — сердится на меня.

— Кто эти люди?

— Я же сказала. Это мои друзья из Европы, я их хорошо знаю.

— Откуда?

Недовольно морщится, будто объясняться не привыкла. Вообще, мне казалось, Литвинов — строгий отец. Видимо, недостаточно.

— С Кензо и Бахой мы учились вместе в колледже в Вене, а Петр — это двоюродный брат Кензо.

— И ты решила привести их домой?

— А ты… — скалится, но послушно выплевывает: — … извините, вы знаете, сколько стоит аренда студии для записи клипа?

— Даже думать об этом не собираюсь.