– Чувствуй меня! Ты принадлежишь мне! – его шипение стало змеиным, зрачки сузились, Мариус мало контролировал себя.

Весь пресловутый контроль трещал по швам, змей уже вот-вот был готов вырваться наружу. И если он-человек жалел Мэллин, то змей не пожалеет.

Мэллин протяжно застонала. Хотя… эти стоны уже напоминали скулеж. Пошлый. Просящий. Голова закружилась, она ухватилась за широкие плечи Мариуса, сама не заметив, как слегка оцарапывает их. Он что-то творил с ней. Своим вкрадчивым голосом, то медовым, то жестким. Своими ласками, которые так распалили ее, а теперь внезапно прекратились. Мэллин туго сжалась внутри несколько раз подряд. Будто само тело протестовало этой пустоте, ныло по ощущению наполненности. Она стала чувствительной до боли и всхлипнула, когда Мариус дернул ее к себе. На нем еще были брюки, но она чувствовала, как они натянуты. Еще бы! Ведь обвила его ногами, как последняя шлюха! Но не смогла удержаться, чтобы не потереться о него низом живота, влажная, горячая, сладко выдохнувшая и изогнувшаяся от одного этого.

– Я не буду… никому принадлежать, – с трудом говоря, Мэллин облизнула горячие губы, едва дыша. – Ни тебе, ни тем братьям, ни кому угодно…

– Ах, значит, братьям?! Никак забыть о них не можешь?! Настолько впечатлили тебя там, в шатре?! – слова Мариуса стали едва различимы, они превратились в настоящее змеиное шипение.

Ревность огнем прошлась по его венам, плавя человечность в нем, оставляя лишь змея. Безжалостного, сильного, жестокого. Способного и убивать. И брать то, что ему принадлежит, как захватчик. Больше не было в нем человека. Ласкового. Доброго. Нежного. Способного на сострадание и жалость. Нет. Только змей.

– Ты принадлежишь мне. До самой смерти. Ты моя, – холодно отчеканил Мариус, буквально отрывая Мэллин от себя.

Он швырнул ее на кровать, точно тряпичную куклу. И сам скользнул следом, сбрасывая брюки. Но после его обнаженных бедер Мэллин увидела и струящийся по кровати огромный змеиный хвост. Сущность в Мариусе неуклонно брала свое. И он начал перевоплощение.

– Раздвинь ноги, рабыня. И потрудись выполнить приказ хозяина, – грубо проговорил Мариус, но конечно, Мэллин не подумала выполнить приказ.

Тогда хвост обвил все ее тело. И он невольно залюбовался ее изгибами в мощных кольцах черно-радужного хвоста. Она так красиво смотрелась… точно продолжение его. И Мариус одним толчком проник внутрь девушки, будто бы наказывая ее за дерзость и его ревность. Но ощутив преграду внутри, он замер, а Мэллин забилась под ним.

– Что?! Ты невинна? – прошептал Мариус, глядя на нее во все глаза.

Кольца хвоста мгновенно разжались, а Мэллин упала на спину, на кровать. Но было уже поздно. Мариус проник в Мэллин, и сейчас, даже когда он выскользнул из нее, его превращение неумолимо началось. Все тело трансформировалось уже не просто в наполовину змея, наполовину человека – в привычную для нагов форму. А в огромного, на всю комнату, змея, который рвался с цепи, почуяв запах, насладившись вкусом своей истинной.

Мэллин сжалась в клубочек, отползая к изголовью кровати, вжимаясь обнаженной спиной в подушки. Ее глаза были широко распахнуты, будто боялась даже моргнуть, пропустить что-то. Ведь все произошло так быстро! То наг, обвивший кольцами, а теперь… Настоящий огромный змей! Черный, отливающий перламутром, с каждой чешуйкой, играющей на свету, как драгоценный камень. Она залюбовалась бы, если бы большие змеиные глаза не смотрели на нее так хищно.

«Он… он взбесился, услышав про тех мерзавцев? Может, подумал, что я с ними… и поэтому?!» – запоздало поняла Мэллин.