Придя в себя, Мэллин толкнула Мариуса изо всех сил, забилась в его руках. Прикусив его губу до крови, она дерзко сверкнула глазами. Волосы растрепались вокруг лица, взгляд горел, губы чуть припухли от поцелуя.

– Меня держали в шатре силой! И показывали, как собачку на выставке, всем желающим! Не думаю, что я в чем-то виновата! Ты сам не лучше других, которые пялились на меня и хотели разложить прямо там!

Его глаза вспыхнули темным огнем от гнева, охватившего при одном только упоминании о других! Мариус зарычал, с треском разрывая тонкое белое платье Мэллин, больше похожее на прозрачную накидку. И набросился на нее, хватая за талию, прижимая спиной к деревянному столбику кровати. Мэллин ничего не оставалось делать, кроме как ухватиться за него, призывно обхватив его талию ногами, чтобы не упасть.

– Не лучше других? – выдохнул Мариус горячо и зло на ухо. – Ты такая хрупкая, такая нежная… Тебя забили бы до смерти на той площади за непокорность! И только я, я один спас тебя! Пока другие лакомились тобой в шатре, лишь пробуя, но не собираясь платить. Им плевать было на тебя, на то, выживешь ты или нет! Им всем нужно было лишь твое тело, пока ты послушно раздвигала перед ними ноги. Что ж, чем я хуже? Раздвинешь и передо мной!

Мариус грубо скользнул пальцами по низу живота Мэллин. Рабыни не надели на нее никакого белья. И она была обнажена. Поэтому он с легкостью прошелся кончиками пальцев по ее клитору и толкнулся в узкое тугое лоно, пока лишь слегка… Хотя злость и желание в нем срывали крышу. И змей бушевал на полную.

Инстинктивно бедра напряглись, Мэллин сдвинула бы ноги, но сама обхватывала ими Мариуса. Все, что осталось от платья, тонкого, как паутинка, валялось на полу. Она была обнаженной. Беззащитной. А его пальцы жестко прошлись между ее ног, отчего Мэллин резко ощутила, как там обдает жаром, влажнеет… Но следом за желанием вспыхнул и испуг. Когда она туго сжалась вокруг его пальцев, будто надеясь не впустить.

– Нет! Пусти меня! У меня… никого… – Мэллин задохнулась, не в силах справиться с ощущениями тела.

Еще никто, никогда не проникал в нее. Даже она сама, на Земле, изредка лаская себя, никогда не входила в себя пальцами. Все берегла себя? Для какого-то единственного? В которого точно не записывала этого безжалостного змея! Но стоило ему так жестко, но пока еще осторожно, толкнуться пальцами, как Мэллин затрепетала внутри, а с губ сорвался стон.

На миг что-то дрогнуло в Мариусе. Когда он увидел испуг на красивом личике Мэллин. Неподдельный, искренний… И замер в ней, ощутив, как туго она сжалась вокруг его пальцев. Всего нескольких, он же не втолкнул в нее полную ладонь. Но Мэллин обхватила его собой плотно, почти в спазме. Ее зрачки расширились так пьяняще, от желания. И Мариус чувствовал: эта девочка не просто боится. Она еще и хочет его.

– Тише, тише… – успокаивающе шепнул Мариус на ухо Мэллин и медленно двинулся пальцами в ней, а она со стоном подалась вперед, навстречу. – Ты такая влажная… Такая сладкая, моя девочка. Прекрасное создание.

«Столь же прекрасное, сколь лживое…» – Мариус стиснул зубы и продвинулся еще, но не слишком глубоко, выглаживая вход медленными ласкающими движениями. Заставляя Мэллин расслабиться и потечь против ее воли.

– Ты моя, – проговорил Мариус жестко, беспрекословно.

Он заглянул ей в глаза. Ему хотелось прочесть в них правду. Правду, что она… его истинная. И ждала только его.

«Что за бред?!» – рыкнул Мариус сам на себя зло и выдернул из Мэллин пальцы. Перехватил за талию, с силой потянул, почти насаживая на себя.